Беспокоясь за дядю Дули – ведь война могла коснуться и его – и подавляя чувство вины за то, что совсем не тревожится об отце, Дэнси стала читать все, что только могла найти, об этой войне. Когда она узнала, что Средний Теннесси сдался федеральной армии, она тотчас поделилась с матерью этой, как ей казалось, печальной новостью и была поражена ее реакцией.

– Мне нет никакого дела до этой войны и нет дела до Теннесси, – холодно сказала Идэйна. – Я и так еле дотягиваю каждый день до вечера, и у меня нет времени думать о людях, которые не думают обо мне. Я тебе уже тысячу раз говорила: забудь о них. Обо всех.

– Но я не хочу забывать дядю Дули, – робко возразила Дэнси. – Я люблю его.

– Зато он тебя преспокойно забыл, – горько заметила Идэйна. – Да он и не любил никого из нас. И отец твой тоже. Так что не приставай больше ко мне с разговорами об этой войне, меня она не интересует.

Дэнси понимала: для того чтобы так рассердить ее мать, должно было случиться что-то ужасное – и потому только раз отважилась снова упомянуть о конфликте между Севером и Югом, когда он уже был исчерпан. Но даже тогда мать не выразила никаких сожалений по поводу поражения Юга и не проявила никакого желания обсуждать возможные последствия победы северян для тех мест, которые когда-то они называли домом.

За все время после их приезда в Ирландию они не получили ни одной весточки от ее отца. Единственное письмо, которое пришло вскоре после возвращения, было от какого-то юриста, извещавшего, что Карлин О'Нил получил развод.

Дэнси помнила, как бабушка крепко-крепко обняла ее и как они обе в ужасе плакали, когда дед, пришедший в ярость из-за этого развода, избил ее мать ремнем, на котором правил бритву.

Мать не проронила ни звука и даже не пыталась защищаться от ударов. Но, когда экзекуция была закончена, она с трудом поднялась на ноги и, опираясь на стул, с горящими гневом глазами бросила деду, что это – все.

– Бог меня наказал. Ты меня наказал. Но предупреждаю тебя: больше никогда не смей поднимать на меня руку.

Сказала – и потеряла сознание. Дед тогда фыркнул и заявил, что не боится ее угроз, но с тех пор пальцем ее не тронул. И единственный раз отважился ударить Дэнси, но тогда матери не было поблизости.

Годы шли. Какое-то время Фэйолан еще надеялся, что найдется человек, который женится на его дочери и заберет ее вместе с внучкой с глаз долой. Но строптивый нрав затмевал красоту Идэйны, и женихи обходили ее стороной.

Дэнси припомнилась еще одна страшная стычка между матерью и дедом. Ей как раз исполнилось пятнадцать лет, и дед вдруг заявил, что пора уже подыскать ей мужа. Он сказал, что у него есть кое-кто на примете – люди богатые, которые не прочь обзавестись молодой хорошенькой женой и готовы заплатить за нее приличную цену.

Они мирно сидели за маленьким кухонным столом и ели испеченный бабушкой именинный пирог. Это был один из редких праздников в их трудной, безрадостной жизни, но, когда дед заговорил о том, что пора подыскать для Дэнси мужа, Идэйна вышла из себя.

Она схватила нож, которым только что резали пирог, и, угрожающе размахивая им перед самым лицом Фэйолана Карри, закричала:

– Ты не посмеешь поступить с ней так, как поступил со мной! Я скорее убью тебя, чем позволю погубить ее жизнь, как ты погубил мою!

Потрясенная, Дэнси молча смотрела широко открытыми от ужаса глазами на деда, который сперва сидел как оглушенный, не говоря ни слова, а затем вскочил, захлебнувшись яростью; мать, видимо осознав, что она сделала, рухнула на стул, отчаянно рыдая.