– На этих янки противно смотреть, – пробормотал капитан, когда они подошли к плачущему.

– А чего вы ждали? – спросил Римо. – Они ведь не настоящие военные. – И, пнув по пыльному башмаку солдата, заботливо осведомился: – Что с тобой, сынок? Потерял свое ружье?

Мужчина поднял искаженное гримасой страха лицо, все в разводах грязи.

– Это было ужасно! – выдохнул он.

– О чем ты?

– Цвет, – всхлипнул солдат.

– Готов спорить, это был цвет лепестков подсолнуха. Самый мерзкий, ужасный и отталкивающий желтый цвет, который ты когда либо видел. Так?

– При чем здесь желтый? Это был синий цвет. Сокрушающий, душераздирающий, пылающий синий цвет. Теперь мне хочется одного – умереть.

– Синий, говоришь?

– Да.

– А не желтый?

– Нет.

– Точно?

– Я различаю цвета. – Боец негодующе фыркнул.

Римо пропустил его слова мимо ушей.

– Так, значит, тебя напугал синий цвет?

– Не испугал, а вверг в уныние. Мне показалось, будто наступил конец света. Сначала мы попали в плен к южанам, которым шли на помощь, а потом на нас сбросили психотропную бомбу.

– Твои товарищи разбежались.

– Я тоже убежал бы, кабы мог. Но у меня не осталось сил даже подняться.

– Я помогу тебе, дружище, – сказал Римо, протягивая руку.

Солдат продолжал сидеть, уныло свесив голову на грудь. Его подбородок уткнулся в кадык, а плечи опустились, словно проволочная вешалка с загнутыми книзу перекладинами.

– Бедняга, – промолвил Чиун.

– Он не отличает синего от желтого, – пояснил Римо.

– Впервые вижу такого удрученного человека.

– Еще насмотришься, – пообещал ученик.

– Он позорит свою форму, – изрек капитан Пэйдж.

Римо бросил на него насмешливый взгляд. Сейчас на голове капитана красовалась круглая шляпа офицера Конфедерации, смотревшаяся так, будто ее сняли с французского адмирала, погибшего в 1853 году.

– Уж чья бы корова мычала, – хмыкнул Римо.

– Я – верный сын Юга, сэр!

– Который бросил свое подразделение и затесался в толпу потешных солдат, играющих в войну.

– Моя родина в опасности, – высокомерно изрек капитан. – Казна штата разорена, губернатор подкуплен, а законодательное собрание вот вот обменяет земли своих отцов на презренное золото.

– Золото не бывает презренным, – проговорил мастер Синанджу. – Золото есть золото. В тем то и заключается его совершенство.

– У этих ребят есть оправдание, – продолжал Римо. – Все они, вероятно, имеют справки по форме «4 Р» , но вы то настоящий, кадровый военный. Что толкнуло вас на этот шаг?

– Виргиния.

– Что?

– Виргиния – моя кровь и плоть. Я не колеблясь отдам за нее свою жизнь, сэр. Я погибну за ту землю, которая вскормила и вспоила меня. – Капитан гордо вскинул подбородок и разразился скорбной песней:

Отвезите меня туда,

где я впервые увидел свет,

Отвезите меня на солнечный Юг.

Я окроплю слезами могилы любимых.

И зачем я так долго скитался по миру?

Римо потянулся было к шее капитана, чтобы отключить его речевой центр, как вдруг из разбитого стального шара донеслось завывание сирены.

– Что за черт? – пробормотал он.

– Бомба вот вот взорвется, – объяснил Чиун. – Поторапливайся, Римо. Пора делать ноги.

– Бомбы не орут, словно пожарные машины.

Кореец скользнул за спину ученика и принялся настойчиво подталкивать его, приговаривая:

– Быстрее! Шевелись, толстопятый!

Схватив одной рукой капитана, а другой – потерпевшего, Римо выбрался из кратера и ринулся прочь.