Кроссовки Клариссы исчезают из моего поля зрения, и я ощущаю ногами прохладный воздух, когда она начинает массировать мою левую икру.

— Меня мама сюда записала, это был ее подарок мне на день рождения, — говорю я.

— Очень мило…

— Она — большой поклонник увлажнения. Она даже сказала, что, если я хочу сохранить мужа, мне не помешает превратить свою шкуру динозавра в нормальную кожу. А я ей на это сказала, что если только лосьон удерживает наш брак, то у меня есть гораздо бóльшая проблема, чем отсутствие времени на массаж…

— Госпожа Маккуорри, — говорит терапевт, — по-моему, у меня еще не было клиента, который нуждался бы в расслабляющем массаже так, как вы.

Почему-то это наполняет меня гордостью.

— Хоть я и рискую остаться без чаевых, кроме этого, кажется, у меня еще не было клиента, который бы так себя вел во время массажа.

Это наполняет меня еще большей гордостью.

— Спасибо, — говорю я.

— Может быть, вы могли бы просто попробовать… расслабиться. Прекратить разговаривать. Очистить разум.

Я снова закрыла глаза. И начала вспоминать список вещей, которые мне нужно сделать.

— Чего бы мне это ни стоило, — тихо произношу я, — йога у меня тоже плохо получается.

В дни, когда я работаю допоздна, а Мика задерживается в больнице, Виолетту из садика забирает моя мать. Это удобно всем: мне не приходится тратиться на няню, мать проводит время с единственной внучкой, а Виолетта ее просто обожает. Никто не умеет устроить чаепитие так, как моя мама, которая при этом обязательно достает свой старый свадебный сервиз, льняные салфетки и разливает сладкий чай непременно из заварочного чайника. Я знаю, что она искупает Виолетту, уложит спать и прочитает ей сказку на ночь. После чаепития у меня останутся лимонные конфеты или овсяное печенье с изюмом, еще теплое, в судочке «Таппервер». Моя кухня будет чище, чем утром, когда я ее оставляла.

Еще моя мать сводит с ума Мику. «Ава хочет как лучше, — любит говорить он. — Но Джозеф Маккарти тоже хотел как лучше». Мою мать он называет бульдозером в обличье южной красавицы. В некотором смысле это правда. Мама умеет получать то, что ей нужно, до того, как ты понимаешь, что тебя развели.

— Привет, — говорю я, швыряя портфель на диван, когда Виолетта бросается в мои объятия.

— Я рисовала пальцем, — сообщает Виолетта, показывая мне ладошки. Они все еще имеют синеватый оттенок. — Я не смогла принести рисунок домой, потому что он еще мокрый.

— Привет, милая, — говорит мама, выходя из кухни. — Как прошел день? — Ее голос всегда навевает мне мысли о гелиотропах, машинах с открытым верхом и пекущем макушку солнце.

— Да как обычно, — отвечаю я. — Сегодня никто из клиентов не пытался меня убить, это плюс.

На прошлой неделе человек, которого я представляла, обвиненный в нападении при отягчающих обстоятельствах, попытался меня задушить за адвокатским столом, когда судья назначил ему необычно высокий залог. До сих пор не знаю, то ли он так разозлился, то ли закладывал зерна для будущей защиты на основании невменяемости.