— Кеннеди, не при Р-Е-Б-Е-Н-К-Е. Ви, малышка, можешь принести сумку бабушке?

Я ставлю Виолетту на ноги, и она убегает в прихожую.

— Знаешь, когда ты говоришь такие вещи, мне хочется достать рецепт на ксанакс, — вздыхает мама. — Я надеялась, ты начнешь подыскивать себе настоящую работу, когда Виолетта пошла в садик.

— А: у меня уже есть настоящая работа. Б: ты и так уже принимаешь ксанакс, так что это нечестная угроза.

— Тебе обязательно всегда спорить?

— Да. Я же адвокат. — Тут я вдруг понимаю, что мама в куртке. — Тебе холодно?

— Я говорила, что не смогу задерживаться допоздна. Мы с Дарлой идем на этот кантерданс знакомиться с мужчинами.

— Контрданс, мама, — поправляю я. — Во-первых, ничего себе. Во-вторых, ты мне об этом не говорила.

— Говорила. На прошлой неделе. Ты просто меня не слушала, милая. — Виолетта входит в комнату и вручает ей сумочку. — Умница, — говорит мама. — Теперь поцелуй бабушку.

Виолетта обхватывает ее руками.

— Но ты не можешь уйти, — говорю я. — У меня свидание.

— Кеннеди, ты замужем. Если кому-то и нужно свидание, так это мне. И у нас с Дарлой как раз большие планы на этот счет.

Она величаво уходит, а я сажусь на диван.

— Мамочка, — говорит Виолетта, — можно нам пиццу?

Я смотрю на ее расшитые блестками туфельки.

— У меня есть идея получше, — говорю я ей.

— О! — восклицает Мика, когда видит меня за столом в индийском ресторане вместе с Виолеттой, которая никогда прежде не бывала в местах благороднее «Чилис». — Вот так сюрприз.

— Наша няня смоталась из города, — говорю я и искоса бросаю взгляд на Виолетту. — И у нас готовность номер один, так что я уже сделала заказ.

Виолетта раскрашивает бумажную скатерть на столе.

— Папа, — заявляет она, — я хочу пиццу.

— Но ты же любишь индийскую еду, Ви, — говорит Мика.

— Нет, не люблю. Я хочу пиццу, — настаивает она.

В эту секунду подходит официант с нашей едой.

— Вовремя, — негромко говорю я. — Видишь, солнышко?

Виолетта поворачивается к официанту, и ее голубые глаза распахиваются во всю ширь, когда она видит сикхский тюрбан.

— А почему у дяди на голове полотенце?

— Как грубо, милая! — отвечаю я. — Это называется тюрбан, его носят некоторые люди.

Она хмурит бровки:

— Но он не похож на Покахонтас.

Мне хочется провалиться сквозь землю, но вместо этого я изображаю улыбку.

— Простите нас, — говорю я официанту, который поспешно составляет блюда с подноса на стол. — Виолетта, смотри, твое любимое. Курица тикка масала. — Я выкладываю несколько ложек дочке на тарелку, пытаясь отвлечь ее внимание, пока официант не уйдет.

— Боже мой! — шепчу я Мике. — Вдруг он подумает, что мы плохие родители? Или плохие люди?

— Тут не мы виноваты, а Дисней.

— Может, нужно было придумать что-то другое?

Мика берет ложку виндалу и кладет на тарелку.

— Ага, — говорит он. — Могла выбрать итальянский.

Я стою посреди детской комнаты, в которой мой сын никогда не будет жить.