|
По крайней мере за последнюю неделю никто не видел его трезвым, и он даже затеял драку с журналистами по какому-то пустячному поводу. Накануне драмы он был замечен в Ментоне, в карнавальной толпе, — переодетый в Пьеро, блуждающий взгляд, перепачканное мукой лицо, — и следовавшие за ним повсюду журналисты даже смогли заснять его, эту удивительную фотографию перепечатали газеты всего мира, и она даже принесла своему автору премию за лучшую фотографию года в рубрике новостей. Все сходились на том, что он безудержно кутил в течение всего своего пребывания на Лазурном берегу. Но на сей раз, как конфиденциально написал на студию Росс, дошло до того, что Энн была вынуждена оставить его и скрываться у друзей. Полиция тщетно пыталась установить связь между смертью Вилли Боше и убийством Туллио Сопрано, сицилийского гангстера, высланного из Соединенных Штатов, чье тело было найдено за зарослями шелковицы в каких-нибудь сотнях метрах от тела актера. Так же безрезультатно закончились и поиски следов семиста тысяч франков, что актер выручил за продажу некоторых личных драгоценностей в Ницце накануне своей гибели. Сопрано был выслан из Соединенных Штатов за торговлю наркотиками, и напрашивался вопрос, хотя на этом и не слишком настаивали, не здесь ли нужно искать мотив его вероятной встречи с Вилли Боше и объяснение внезапной потребности последнего в деньгах. Но похоже было, что знаменитый актер никогда не прибегал к наркотикам: простая забывчивость с его стороны, с иронией поясняли его друзья, нельзя же все-таки делать все, добавляли они. Следствие так дальше и не продвинулось. Хотя пробовали найти субъекта, которого видели в Рокбрюне и Ницце в обществе Сопрано, во он исчез, не оставив никаких следов. Коммунистические газеты ухватились за эту историю и, как и положено, принялись разоблачать полицию, «которая отказывалась пролить свет на скандальную жизнь американского сатрапа и деятельность международного синдиката наркодельцов». Они утверждали, что Сопрано был агентом американского ФБР, что его высылка в Италию была не чем иным, как комедией, что в действительности его отправили посредником между вкладчиками с Уолл-Стрит и лидерами нового фашистского движения в Италии, — в общем, что он занимался торговлей наркотиками только для того, чтобы сбить всех с толку и остаться незамеченным. Следует добавить, что горе и подавленное состояние Энн были до такой степени очевидны, было настолько ясно, что она потеряла очень дорогого ей человека, что недобрые слухи о некоторых трениях между супругами немедленно прекратились, и легенда о самой дружной в мире паре, похоже, обеспечила себе бессмертие: по крайней мере, с этой стороны Вилли уже ничего не грозит. Благодарная киностудия соорудила ему мавзолей на кладбище Беверли-Хиллз — очень красивую штуковину из розового мрамора с фонтаном, в котором появляется вода, когда в отверстие опускают двадцать пять центов, — и Гарантье испытывает одни из самых прекрасных моментов в своей жизни, опуская двадцать пять центов в отверстие и нажимая на кнопку. Всякий раз он чувствует, что Вилли в восторге.
За последнее время Гарантье очень постарел. Он неимоверно много занимается искусством — разумеется, абстрактным. Главным образом он интересуется мебелью: тяжелый, по-грубому назойливый — словом, ощутимый характер мебели, даже самой современной, все больше и больше бьет по его одиночеству. «В подобной обстановке никогда не удается по-настоящему вкусить одиночество, — часто поясняет он дочери. — Следовало бы разработать менее заметную, более сдержанную, более воздушную мебель. Единственное, о чем напоминает сегодня стул, кресло, это о том, что здесь кого-то нет. Мы, так сказать, никогда не бываем одни, если ты следишь за моей мыслью. Так что в конце концов все эти отсутствия, о которых нам таким образом постоянно твердят, превращаются в одно грубое — а следовательно, тяжелое — отсутствие, то есть в присутствие. |
