Через час напряженной работы была поставлена последняя точка. Размяв шею, я посмотрела на дело рук своих. Гордиться, прямо сказать, было особенно нечем. Шаблона с линейками нам с этим странным текстом о книге про призраков явно недоставало. Строчки разбегались, хвостики лихо закручивались в разные стороны.

– А я предупреждала, – пробормотала себе под нос.

Со стопкой исписанных листов я осторожно постучалась к опекуну.

– Входите, Виола! – раздался категорический голос резкого, как сигнал медной трубы, Ховарда.

Я приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Его кабинет оказался светлым и похожим на музей. На стене в золотых рамочках висели благодарственные письма, в книжных шкафах, как на выставке, развернутые обложками стояли разные книги. Сам опекун восседал в кресле за огромным письменным столом и читал какой то буклет.

– Закончили? – он оторвался от чтения и бросил на меня ужасно раздраженный взгляд. – Давайте.

Едва листы попали ему в руки, как карие глаза округлились от удивления:

– Вы шифровали записи?

– Я говорила, что у меня неразборчивый почерк, – заметила я.

– Переписать! – Он швырнул стопку на стол.

– Еще раз?! – В искреннем ужасе отшатнувшись, я прижала руку к кольнувшему сердцу. Никак, началась аллергия на чистописание. – Господин Ховард, это лучшее на что я способна!

– Выходит, Виола, вы ни на что не способны?

А вопрос то с подвохом! Учитывая, что я собиралась заявить, дескать, совсем взрослая и не нуждаюсь в опекуне.

– Перепишу еще раз.

В приемной неожиданно обнаружилась кудрявая девушка со строгими очками на носу и в траурном черном платье, застегнутом до самого подбородка. Она прижимала к груди завернутый в почтовую бумагу увесистый сверток и выглядела крайне нервной.

– Вы помощница господина Ховарда? – ринулась она ко мне.

– Подопечная.

– Он у себя? Могу я к нему зайти?

С недоумением я оглянулась на закрытую дверь кабинета и пожала плечами:

– Идите.

– Что… правда?! – натуральным образом опешила она. – Прямо вот так запросто могу войти?

– Да, – кивнула я, но ради женской солидарности все таки предупредила: – но вы поосторожнее: настроение у господина Ховарда, скажу вам, паршивое.

Она помахала ладошкой перед горящим лицом и пробормотала:

– Помоги мне Великий! Наконец то я к нему прорвалась!

Взяв себя в руки, визитерша решительно выдохнула, пересекла приемную и тихонечко поскреблась в дверь, словно к порогу решимость подрастеряла. Не дождавшись разрешения войти, она скользнула внутрь. Тяжелая дверь начала медленно раскрываться.

– Доброе утро, господин Ховард! Меня зовут Прицилла Алеф! Я принесла вам свой роман! – на одном дыхании выпалила гостья.

Молчание со стороны опекуна показалось столь красноречивым, что дурак бы понял: писателям вход в этот кабинет был строго воспрещен. Вплоть до сегодняшнего утра.

Кто же знал, что девушка – не просто какая то девушка со свертком? Я же никогда не видела настоящих живых писателей. Мертвых, понятно, тоже. Оказывается, они ничем не отличаются от обычных людей. Так хорошо маскируются!

– А это должно быть… – между тем прозвучал голос опекуна, говорившего с подозрительной вкрадчивостью.

– Вы правы: моя рукопись! – воскликнула госпожа Алеф.

Похоже, он не злился. Я смущенно присела на самый краешек стула. Понятно, что разместиться с комфортом никто не запрещал, но казалось, будто теперь комфорт – незаслуженная привилегия и непременно надо сделать господину Ховарду что нибудь хорошее, чтобы ее вернуть. Принести нюхательных солей, воды, успокоительных капель… яду.