Вообще-то, меньше всего юноша думал о цветах; куда больше его интересовали травы, особенно те, что идут на корм скоту, однако он понимал, что эту девушку волнует не полезное, а прекрасное.
— Вы скучаете по Исфахану? — спросил он, еще не решив, как к ней лучше обращаться.
Асмик вспомнила полноводную Зайенде-Руд, «Вечную реку» — источник жизни Исфахана, тысячи домов, мечетей, караван-сараев и базаров, ощущение изобилия и простора и свой уютный мирок, пристанище девичьих грез.
— Да, — печально ответила девушка. — Исфахан был большим, шумным, праздничным миром, а наш квартал — моей маленькой тихой родиной. Я с детства знаю фарси, но дома мы всегда говорили на родном языке.
— Вы бы хотели вернуться в Исфахан?
— Нет, — твердо ответила девушка и рассказала Вардану о том, что произошло с ее отцом и братьями.
— Так вы остались совсем одни? Вас некому защитить?! — воскликнул юноша. Он был потрясен до глубины души.
— Родственники, которым удалось остаться в живых, бежали в Византию. Но мама не захотела поехать с ними.
— У вас был жених? — спросил Вардан и тут же покраснел от досады. Едва ли стоило задавать этот вопрос девушке, которая потеряла почти все на свете.
— Нет, — сказала Асмик. — Я знаю, что за меня сватались, но я не была помолвлена. В нашей среде к браку относятся очень серьезно.
Услышав про «нашу среду», Вардан нахмурился и заметил:
— Это всегда серьезно, потому что брак заключается на всю жизнь.
Девушка согласно кивнула, и он спросил:
— Вы собираетесь остаться здесь навсегда?
Юноша затрепетал в ожидании ответа. Если б она могла знать, какой вопрос он хотел и не смел задать! Осталась ли у них с матерью хоть какая-то надежда вернуть былое положение и богатство или теперь он, Вардан, со своим домом, скотом, садом, виноградниками и полем может считаться завидным женихом для Асмик?
— Не знаю. С мамой сложно говорить о будущем.
Асмик села на траву, подол ее ярких шелковых одежд раскинулся вокруг причудливыми изящными складками. Вардан опустился рядом. Он видел в ее глазах свое отражение: взволнованный юноша с большими карими глазами, темными волнистыми волосами и смуглым лицом. Внезапно он обнял девушку и прижал к себе. Он не удивился бы, если б Асмик вырвалась и убежала, но она лишь вздрогнула и затихла, прижавшись щекой к его плечу. Запахи пыли, кож и шерсти, каких-то трав вдруг стали привычными для нее, как для него сделался родным аромат изысканных заморских духов.
«Я должен жениться на ней, иначе я сойду с ума», — решил Вардан и впервые подумал о том, что скрывается под нарядными одеждами той, которую он держал в объятиях. О том, как сильно ему хочется освободить Асмик от шелкового плена и почувствовать под руками гладкую, теплую, нежную кожу ее тела, шеи, бедер, рук, ног и груди.
Вардана охватил жар, такой невыносимый и властный, что было в пору застонать, как от смертельной раны. Не в силах сдержаться, он повернул лицо Асмик к себе и поцеловал девушку; при этом юноше вспомнились ощущения, которые он испытывал, когда срывал губами упругие, сочные, нагретые солнцем вишни.
Она испуганно отпрянула.
— Простите меня! — прошептал Вардан, с трудом возвращаясь в реальность. Миг, когда их с Асмик не разделяли никакие условности, показался ему самым прекрасным на свете. Однако юноша не знал, что подумала об этом Асмик, которая была выше его по рождению и выросла в иных условиях! Наверняка она сочла его деревенским грубияном!
— Я не сержусь, — прошептала девушка, но при этом закрыла лицо руками. — Мне… мне страшно. |