– Мы можем сейчас перекусить?
– А что ты…
– …принесла поесть? – спросили близнецы.
Уинн прервала свое занятие, обрадовавшись возможности отвлечься от воинственных настроений.
– У нас есть бабушкины ячменные лепешки, сыр, селедка и сушеный виноград. За этими зарослями прямо из горы бьет маленький ключ. Вы там можете умыться. Мойтесь хорошо, чтобы на руках не осталось ни пятнышка от растений или земли, – добавила Уинн, бросив виноватый взгляд в сторону англичанина.
Клив Фицуэрин сидел на толстом ковре из мха, и солнце, светившее сквозь ветви деревьев, осыпало его светлыми бликами. Уинн еще раз без всякого удовольствия отметила, что от него исходит огромная сила. Однако ей еще больше досаждало, что теперь он смотрел на нее как-то по-особенному проницательно. Кожаный кисет, который она дала ему, был наполнен, и Уинн невольно поморщилась, заметив, что пальцы его покрыты зелеными пятнами.
– Вам бы тоже не мешало умыться, – нехотя пробормотала она. – Вот вам мыльный корень.
Он поймал на лету кусочек вязкой мыльной массы и тут же отдал его Артуру.
– Ступай, паренек. Делай, что говорит Уинн. Я приду через минуту.
Когда Артур весело умчался, Фицуэрин вновь обратил на нее взгляд, лишающий покоя. Он лениво поскреб тыльную сторону ладони, и Уинн встревожено проглотила слюну. Пройдет совсем немного времени, и его кожа отреагирует на раздражающий сок. Ей хотелось вернуться в замок Раднор, прежде чем это случится.
– Я хотел бы узнать кое-что о детях, – начал он, удивив ее своей прямотой.
Все ее противоречивые чувства улетучились, и она с беспокойством посмотрела на него.
– Зачем? Какое вам до них дело?
– Они ведь отпрыски английских солдат, не так ли?
Уинн сжала зубы.
– Бастарды, оставшиеся после набега жестокой и гнусной армии, – прошипела она, но так, чтобы не услышали дети. – Позабытые отродья бессердечных завоевателей.
Впервые он не сумел полностью скрыть свои чувства. Она увидела, как его подбородок тронул слабый румянец и он с трудом перевел дух. Значит, она сумела досадить ему. Хорошо.
– Я слышал, ваш народ не ставит в вину ребенку его происхождение. – Англичанин говорил гораздо тише и спокойнее, чем она.
– А вот ваш народ, как я слышала, так не поступает, – отрезала Уинн.
Он даже не моргнул под ее разъяренным взглядом.
– Есть среди нас, незаконнорожденных, и такие, кто все же сумел подняться над своим положением.
– Среди вас? – воскликнула она. – Вы хотите сказать, что вы тоже росли без отца?
Он коротко кивнул, и на мгновение Уинн уставилась на него с плохо скрытым потрясением. Она заметила, что признание далось ему нелегко, и от этого в душе ее шевельнулось неожиданное сочувствие. Какие все-таки глупые эти англичане, подумала она. Обвинять ребенка за проступки родителей было несправедливо. Даже когда ребенок вырастал, эта боль надолго оставалась с ним.
Но Уинн тем не менее, не могла допустить, чтобы несчастливое детство этого человека как-то повлияло на ее суждения. Она с трудом заставила себя заговорить решительным голосом:
– Как бы там ни было, схожесть ваших судеб не дает вам права вмешиваться в жизни этих ребятишек.
– Может, и так. Но желание одного из их отцов дает мне это право.
– Отцов? – Уинн недоуменно уставилась на него, не понимая, о чем он говорит. – Что вы имеете в виду? – Тут она охнула и сжала кулаки. – У них нет никаких отцов, – отрезала она, не понимая, как кто-то, пусть даже англичанин, мог подумать, будто мнение этих людей что-то для нее значит. |