Я заглушила двигатель, выскочила из машины и, с резвостью лани перемахнув через заборчик, взбежала на крыльцо. Стучать в массивную дверь пришлось довольно долго. Я услышала какое-то движение в доме и закричала: “Откройте, люди добрые!” При этом не отрывала глаз от того окна, из которого пробивался свет. По колебанию шторы я догадалась, что меня рассматривают и приняла наиболее выгодную позу. Пусть любуются. Моя внешность всегда выручала меня. Так было и на этот раз. Дверь открылась, и молодой человек вырос на пороге и с настороженным интересом смерил меня с головы до ног типично мужским взглядом. В душе у меня потеплело.

— Добрый вечер, — стараясь быть приветливой, радостно воскликнула я.

Он моей радости не разделил и спросил не слишком радушно:

— Че надо?

Я решила не обижаться и продолжить беседу в светском тоне.

— Какой красивый у вас дом, — сверкая улыбкой сообщила я. — О размерах уже и не говорю: они потрясающие. Если бы знали вы, что испытала я, когда увидела эту махину! Это просто…

— Че надо? — оборвав меня на самом интересном месте, с тупым упорством повторил свой вопрос незнакомец.

— У меня к вам дело, — неожиданно для себя рубанула я, кивая на “Хонду”.

Молодой человек сделал шаг назад и широким жестом пригласил меня в дом.

— Заваливай, — предложил он, видимо как умел.

Я завалила. Ох и глупа же я. Как можно быть такой растяпой. Где нахожусь, хоть убей, не знаю, вокруг ни души, на улице без малого ночь, а я стою одна-одинешенька в чужом доме, и юноша весьма подозрительно наружности пялится на меня, причем без всякого восторга и восхищения.

Кстати, стояла я не где-нибудь, а в центре громадного холла, где устроено все на совершенно русский манер: у входа вешалка, на стене зеркало со стулом-пуфиком, потом лестница, под лестницей старинный массивный стол и рядом ультрамодный бар. Великолепная мягкая мебель в центре. Очень дорогая мебель. Ясно: хозяин богат, но без претензий и уважает русские традиции.

И тут я вспомнила, что хозяин-то стоит рядом. Но почему он в ботинках и плаще?

— Вы собрались уходить? — вежливо поинтересовалась я.

— А тебе что за дело? — рявкнул он, кивком указывая на стул, стоящий рядом с зеркалом. — Падай.

Фу-у, какая грубость.

Я присела, бегло бросив взгляд на свое отражение. Боже мой! И это я! Чертова губная помада опять скаталась на губах. За что, спрашивается, платились деньги? И сволочь продавец уверял меня, что это “Макс фактор”. А ресницы? Почему они слиплись? Нет, верить нельзя никому, даже рекламе. А в целом я ничего, удивительно, что этот болван в плаще так мало мне рад.

— Что за дело? — вывел меня из приятной задумчивости его голос.

Я вынуждена была оторваться от зеркала.

— Вы о чем? — изумилась я.

— Ты сказала, что у тебя дело.

— Ах дело, — смущенно зевая ответила я, внутренне готовясь к обстоятельному монологу. — Очень выгодное для вас дело действительно есть у меня. Именно это дело и заставило заглянуть в этот дом, который…

Но тут выяснилось, что молодой человек не только груб, но и нетерпелив. Боже, как много в бедняге недостатков.

— Короче! — завопил он и задрожал от негодования.

“Еще и психопат к тому же,” — подумала я и выпалила на одном дыхании:

— Не купите ли вы немножко гераней?

Что с ним сделалось. Он остолбенел и простоял с открытым ртом довольно долго.

— Чего, чего? — наконец спросил он таким тоном, словно я произнесла что-то неприличное.