Потом она крепко сжала его руку, подняла ее вверх. Потом опустила.

Он ощутил ее пальцы, мягкие и прохладные, как туман, поднимающийся из-за горизонта. Он знал, что хотел сделать нечто более галантное: он поднес ее руку к своим губам и запечатлел легкий поцелуй, слегка пожимая ее пальцы.

Скромная девушка покраснела. Какие красивые глаза…

Он улыбнулся ей. Она облизнула губы. Обезьяна что-то предостерегающе зашипела. Кристиан посмотрел через ее плечо, сквозь решетки и понял, что вывел своего тюремщика из равновесия. Настанет время, когда он поплатится за это.

Другой, кровавый медик… Кровь. — Другой, он только стоял рядом с выражением заинтересованности и отеческой заботы. Кристиан догадался, что его проверяют. Он снова переключил внимание на Мэдди, напряженно изучая ее, не желая упустить свой шанс. Обезьяна был снаружи. Она — внутри. Он не мог позволить себе упустить такую возможность.

Когда она сделала ему знак садиться, он сел. Когда предложила воду, он выпил. Когда она заговорила, он уставился на ее губы и попытался вникнуть в смысл слетающих с них слов.

Его разозлило, что он ничего не мог сделать. Все злило, злило с тех пор, когда он вынырнул из темноты и бессилия. Без слов. Без самого себя. Он с трудом сдерживался. Хотелось схватить что-нибудь и бросить. Но бросать было нечего. Они вынесли отсюда все, что можно сдвинуть с места.

Мэдди — девочка — мягко, с ожиданием посмотрела на него. Он вовремя спохватился, что теперь не должен давать волю своим желаниям.

Когда появился поднос с невыносимым бараньим рисовым супом, хлебным пудингом и простой водой, он сел и долго смотрел на еду, в душе яростно протестуя. Она стояла рядом, потом взяла в руки ложку.

Нет. Нет, этого он не вынесет. Он чуть не швырнул поднос с супом и всем остальным через всю камеру. Что-то сдерживало. Вместо этого он протянул руку, схватил ее за кисть и стал неподвижно держать ее. Просто держать, а потом как мог спокойнее начал опускать ее вниз, пока ложка не очутилась на подносе.

Она разжала руку и выпустила ложку. Он поднял ее и съел их плебейский харч. Как разглядываемое животное в зоопарке! Его душа до самого донышка так наполнилась злобой и отвращением, что каждый глоток давался ему в борьбе с самим собой. Но он сделал это. Сделал, чтобы удержать ее и досадить Обезьяне единственным возможным ему способом.

Это тоже было испытанием. Он прошел его. Впервые с тех пор, как он очнулся от наркотического оцепенения, в котором они доставили его сюда, он добровольно сел и поел как человек.

Он подумал о своем поваре у себя дома, о блюдах, названия которых проносились у него в голове. О любимом шоколаде.

Он вспомнил жирный бараний суп и чуть не поперхнулся ненавистью.

Но Мэдди улыбнулась, это заставляло его чувствовать себя сердитым и довольным одновременно. Он мог простить ее. Бедняжка! Она лучше ржаного пудинга с пивом.

Квакер. Да, квакер, но он не мог сказать этого вслух, да и не собирался этого делать.

Он выдержал их проклятое испытание, и очи позволили ей остаться с ним, сидя за пределами его камеры. Дрожащие от слабости мускулы… его одолела усталость. Он навалился на решетку, не желая терять ее из виду. Говори… Не могу… Скажи, Мэдди-девочка… Останься. Останься.

Хотя бы до ночи, когда вернется Обезьяна. Кристиан побаивался, он не хотел давать повода для применения силы. Он лежал на своей узкой койке, словно послушная собака.

Ожидая подходящего момента… Он и Обезьяна знали это.

Утром она снова пришла вместе с «кровавым».