— Мэдди, — прошептал он и прикоснулся к уголку ее рта…
Она сильно сжала его руки, повернула голову и встретила поцелуй с неожиданно жадным безрассудством, неопытно и пылко. Он притянул ее к себе, их тела слились. Он глубоко проник в ее рот и почувствовал ответное усердие и пылкость, в страсти такие же, как и в ее добродетелях.
Мэдди заставила его улыбнуться, что не просто сделать в середине очень эротического поцелуя. Ему пришлось оторваться от ее губ и наклонить лицо.
Мэдди выпрямилась.
— Ты смеешься надо мной! — Она пыталась освободить руки.
— Люблю тебя. — Он удержал их и, усмехнувшись, опять поцеловал ее. Он легко прикасался языком к нежной округлости ее подбородка и щеки. — Целуй ты. — Он нащупал галстук и развязал его, отбросив шляпу. — Моя любовь… — Кристиан сжал ладонями ее щеки. Моя сладкая жизнь. У меня три лошади — два тренера — выигрыш — холостая квартира — диванные подушки — кровать… поцелуи. Все мои поцелуи. Все… тебе одной.
Эпилог
Пропустив Рождественский обед в прошлом году, обитатели замка Жерво, казалось, решили на этот раз удвоить празднование, а герцог с удовольствием его еще и утроил бы. В Большом Зале за два дня до Рождества на деревянном полу, положенном на каменный, пировали, пили, музицировали, танцевали, веселились и целовались от полудня до часа ночи. Даже Мэдди заставили танцевать, несмотря на то, что она, смеясь, протестовала, ее схватили и поставили на пол напротив Жерво. С Дарэмом и леди де Марли он повел ее величавым шагом кадрили к музыке и безбрежному веселью. Сначала был дружеский смех, который перерос в хохот, когда Жерво взял ее за плечи и макушку, как марионетку в кукольном театре, и развернул назад, когда она сделала неправильный поворот.
В конце танца он поклонился. Мэдди со смущенной улыбкой протянула ему руку для рукопожатия. Он серьезно принял ее жест, потом притянул жену к себе и поцеловал, стоя посреди зала, долгим крепким, жгучим поцелуем. Бешеные аплодисменты и музыка стучали у нее в ушах, а среди всеобщего шума замерла их собственная горячая тишина.
— Сейчас, — прошептал он ей на ухо, — мы сделаем изящный выход.
Мэдди поцеловала своего отца, члены семейства герцога — его мать и сестры — клюнули ее в щеку, а от леди де Марли они с Жерво получили трескучее ворчание, что герцог и герцогиня уходят в самый разгар веселья. Мэдди наклонилась к отцу, сказав ему, что он стар и должен идти спать.
— Пойдем со мной, — попросил Кристиан Мэдди, уводя ее с лестницы. Мэдди пошла с радостью. По переходам, освещенным горящими факелами, коптящими и яркими, она и Кристиан пришли в тихую комнату, которая, как и детская, была расположена в стороне.
Жерво тихо открыл дверь. Джилли сидела в передней с лампой, уже полностью одетая. Она вскочила и присела в реверансе, Кристиан кивнул девушке, она расплылась в улыбке, еще раз присела и поспешила из комнаты, чтобы присоединиться к празднику. Когда она ушла, Мэдди увидела, что он смотрит через открытую дверь в темнеющую спальню.
Прошедший год она старалась жить согласно Свету, даже среди великолепия и роскоши. И опираться на слова леди де Марли о силе и мужестве. Это оказалось нетрудно. Мэдди сохраняла достаточно средств на жизнь себе и отцу, а то немногое, что оставалось, шло в казну Собрания.
Сейчас, когда всего было много, ежедневной задачей было разобраться, что необходимость, а что пустяки. Можно было бы уволить половину лакеев, но Жерво сухо заметил, что потом он должен будет платить, чтобы поддерживать их по бедности. За год она провела много времени, спрашивая себя, как ей жить по Правде. У нее были и собственные планы, и те, которые она возлагала на Кристиана. |