— Ты закончила?

— Пожалуй, я сделала все, что могла… Когда погасят свет, стены будут выглядеть вполне достойно — узелков видно не будет.

— Расскажи мне про свой новый дом.

— Вообще-то нечего рассказывать. Мы пока живем в домике на колесах.

— А ты покажешь мне коттедж?

— Ну конечно. Можешь заехать ко мне завтра. Правда я, наверное, привлеку тебя к работе. — Она зевнула. — Как ты думаешь, если мы спустимся вниз и немного поклянчим, нам нальют по чашке чаю?

Они выключили свет, вышли на лестничную площадку и направились в кухню. Там несколько дюжих поварих трудились над завтрашним парадным обедом. Из духовки извлекли жареную индейку; в миксере взбивались белки; в гигантской кастрюле кипел суп. В центре всей этой неразберихи, прямо на кухонном столе, сидел Криспин, поедая обрезки теста. Он был удивительно похож на мать, и даже в такой же одежде, только весь перемазан шоколадом и с подозрительно липкими руками.

Китти сняла мальчика со стола. Он попытался вырваться, но она расцеловала его в измазанные шоколадом щеки и повела к раковине: вымыла руки и потерла перед свитера влажным полотенцем. Вытерев ему руки первой попавшейся тряпкой, она подвела сынишку к Тому познакомиться.

— Это Том, мой родственник. Не знаю, как тебе лучше к нему обращаться: Том или дядя Том, а может, братец Том — скажи сам.

— Просто Том.

— Мы живем в домике на колесах, — сообщил Криспин.

— Я знаю. Твоя мама мне рассказала.

— Но скоро переедем в новый дом.

— И об этом я слышал тоже. Я собираюсь заехать и посмотреть его.

— По полу нельзя ходить, он весь липкий. Мама покрыла его лаком…

— Он уже высох, — вставила Китти. — Можно тут разжиться чайком? — спросила она у одной из поварих и узнала, что чайный поднос уже отнесли в библиотеку, так что все они отправились туда и обнаружили тетю Мэйбл сидящей у камина с чашкой в руках. На чашке красовалась надпись: «Снупи любит тебя», а у ног тетки крутились собаки, выпрашивая кусочки имбирного пряника.

В ту ночь он спал на большой кровати с медными столбиками в спальне, освещенной одной-единственной тусклой лампочкой, свешивающейся с потолка. По полу гуляли жуткие сквозняки. Небольшие изыскания показали, что сквозняки проникают в спальню из прилегающей к ней комнатки в башне, из стен которой торчали платяные крючки с проволочными плечиками, — подразумевалось, что это гардеробная, где можно развесить одежду. Том распаковал свой чемодан, развесил вещи в гардеробной, переоделся в пижаму и отправился в долгий путь до ближайшей ванной, чтобы почистить зубы. Наконец он добрался до постели. Штопаные льняные простыни на ощупь казались ледяными, а наволочку сплошь покрывала вышивка, — было ясно, что утром он проснется с отпечатавшимся на щеке узором.

Ночью пошел дождь. Он проснулся в темноте и полежал, прислушиваясь: сначала зазвенели отдельные капли, потом раздался барабанный бой по крыше, а дальше неизбежная капель в гардеробной, куда вода попадала через прореху в кровле. Он лежал и думал о том, стоит ли пытаться спасти висящий на плечиках смокинг, но так и не заставил себя вылезти из уютной постели. Том размышлял о Мэйбл, прикидывал, сколько еще она сможет прожить в этом громадном обветшавшем жилище. Думал о Китти и Криспине, представлял себе, как этот же самый дождь стучит сейчас по крыше их домика на колесах. Думал об Илэйн и радовался — с учетом обстоятельств, — что она все-таки осталась дома. Потом его мысли снова обратились к Китти. Ее лицо, улыбка, ямочка на щеке… Том перевернулся на другой бок и, по-прежнему представляя себе Китти, погрузился в сон, убаюканный мирным шумом дождя.