Вот и именно.

И еще:

Я буду писать то от первого лица, то от третьего, могу еще от четвертого, не будьте слишком строгими… чмок! чмок!

Я из старинного русского города Сапожок-на-Оби. И всю свою жизнь прожила с бабушкой. Мама не захотела растить дочку в одиночку и завербовалась сперва на Сахалин, потом переехала жить в Японию, и след ее затерялся где-то в чувственных лепестках сакуры, удушливых ароматах Фудзиямы и бездонных самурайских глазах, моя мама — красавица, а меня зовут Наташа.

И когда два года назад, ой, уже почти четыре, я закончила одиннадцатый класс сапожковской средней школы № 5, то мы с бабулей встали перед выбором — чего же мне делать и с чего хотя бы начать?

Может, сразу выйти замуж? На меня было два, ой, нет — три претендента, и первый — Толик!

Толян ушел прошлой осенью служить и «мочил чехов по черному», как он скупо ронял в письмах мне и своей маме Насте. Мы с моей будущей свекровью тревожно переглядывались и синхронно роняли:

— Дурачок, — стараясь забыть про «мочение» и прочее убивание.

Вторым претендентом был разведенный учитель истории с географией — Вавилов. Но при всей своей спортивной и подтянутой молодцеватости, мне до такой зеленой тоски не хотелось на весь срок жизни стать — Вавиловой, что я, окончательно и очень сильно помотала головой прямо на выпускном вечере.

И красавец, блондин, ходячий сувенир — Вавилов отошел легким шагом прямо в сторону барной стойки кафе «Воря», в котором наш класс отплясывал выпускной бал с другими «ашками» и «бэшками» из пяти городских школ. Была заварушечка!

Я любила раньше помечтать: вот уеду я из своего Сапожка-на-Оби!.. Только — куда? Я не знала.

Меня с детства называли «цыганочкой». Мама меня нагуляла, и я представления не имела, кто мой отец.

Когда я настырно пытала бабку:

— Бабуль, ну кто?

Она обычно показывала пальцем в окно, за которым блистал малахитовый луг с черным лесом вдалеке, а мимо нашего крайнего дома шел пастух, а за ним с колокольчиками на замшевых шеях брели коровки и козки с мордами ученых дам. В общем, бабуля, фыркая, говорила:

— Может, он, Наташка…

Мне было лет семь или пять, но — неважно, я выбежала из дома, скатилась с крыльца и колобком погналась за пастухом.

— Эй! — завопила я, лавируя в пыли между коровами. — Эй-эй-эй!

Пастух, озорной дядька лет 25, с рыжими патлами и красным небритым лицом смотрел на меня с верхотуры своего роста и туманно улыбался.

— Ты мою мамку знал? — драчливо подскочила я.

— А кто ж ее не знал? — потирая ухо, ответил пастух и вздохнул. — Красивая была девка.

— Почему — была? — тоном дочки следователя спросила я.

— Так уехала, — еще туманней вздохнул пастух и еще раз вздохнул и еще разок.

— А что ж ты ее бросил? — нахмурившись, наступала я.

— Я б не бросил, если б моя была, — не сразу ответил этот рыжий. — А ты что, драться собралась?

— Да кто ты такой? — подпрыгнула я.

— Пастух 2 класса Животягин, — представился пастух и, приподняв меня с земли, поставил на пригорок, мимо которого, обходя его, шли черно-белые коровы с синими глазами и дышали так значительно, что я тоже попробовала так подышать, и мне понравилось.

Я окончила школу с огромным облегчением, и продолжать где-то учиться мне в голову даже не приходило: меня учить, только время тратить. «Ваша Наташа — девочка хорошая, но в голове у нее кавардак, да-а-а», — выслушивала бабуля все 11 лет моих попыток запомнить что-нибудь полезное из школьной программы.