Пруденс наморщила нос.

– Мэри нас обеих недолюбливает, и иногда мне кажется, что ей не нравится все, что я делаю. И все равно, хорошо, что тетя Джулия нас приютила. Я рада, что мы смогли хоть как-то ее утешить после смерти дяди Джеймса. Но теперь, надеюсь, мы вернемся домой.

– Я тоже надеюсь, Пруденс. Хотя мне страшно представить, во что превратился дом за время нашего отсутствия.

Их дом в Марлден-Грин устоял перед напором войск Кромвеля в годы Гражданской войны, но отец, отказавшийся поддержать Парламент и не сумевший избежать штрафов и конфискаций, был доведен до разорения. После его смерти, случившейся год назад, тетя Джулия уговорила Арабеллу и Пруденс переехать к ней в Лондон до тех пор, пока Томас не вернется из Франции.

– Когда мы уезжали, там уже все разваливалось, – продолжила Арабелла. – Крыша текла, а сад, наверное, так разросся, что я не удивлюсь, если там завелись дикие звери.

У Пруденс заблестели глаза.

– В доме помощница из меня никудышная, но сад – дело другое. Мистер Роуэн дал мне кучу советов, и я уже подумываю о том, что и где посадить.

Арабелла улыбнулась.

– Не забывай, что это потребует денег, Пруденс. А мы, как ты знаешь, нищие. Возможно, Томас и садовника нанять не сможет до тех пор, пока мы дом не приведем в порядок.

– Знаю, и поэтому я набрала кучу семян и саженцев. Их хватит, чтобы разбить целый парк.

Пруденс вошла вслед за Арабеллой на огромную кухню, где леди Джулия Мэйтленд вот уже целую неделю занималась подготовкой праздничного ужина в честь возвращения короля Карла. В прежние времена знатные дамы не утруждали себя столь низменным занятием, но за годы Гражданской войны обычаи изменились. Заботы о хлебе насущном и тяготы военного времени помогли им понять, что жизнь состоит не только из удачных острот, очаровательных причесок и нарядов.

Пруденс кухня встретила аппетитными запахами и жаром печей. Все столы и полки на кухне и в прилегающей к ней кладовой были уставлены огромными пирогами, фрикасе из кроликов и цыплят, блюдами с омарами, рыбой и сыром и невероятным количеством засахаренных фруктов. Последние куски мяса и мелкую дичь жарила на вертелах краснолицая заспанная кухарка, время от времени вытирающая рукавом пот со лба.

Стянув румяный пирожок, только что вынутый из духовки, Пруденс направилась в свою комнату, но неожиданно была остановлена возникшей на пороге кузиной Мэри.

Вскинув брови, Мэри с осуждающим видом уставилась на свою младшую кузину, задержав взгляд на ее юбке, порвавшейся о розовый куст.

– Ты не меняешься, Пруденс. Все нянчишься со своими цветочными горшками, когда вокруг полно молодых леди, заботящихся о своей внешности. Иди и приведи себя в порядок.

Пруденс отнеслась к этой выволочке с веселым безразличием.

– Чтобы сделать из меня леди, боюсь, воды и мыла недостаточно. Но я постараюсь, Мэри. Честно говоря, я как раз и собиралась этим заняться. – Девушка улыбнулась, продемонстрировав очаровательные ямочки на щеках. Засунув в рот горячий пирожок, она умчалась, облизывая на ходу сладкие пальцы.

Мэри проводила ее гневным взглядом. Заметив Арабеллу, она закатила глаза и тяжело вздохнула.

– Чем раньше эта девчонка выйдет замуж, тем легче будет для нас, – едко заметила она, повернулась с надменным видом и направилась к детям, уже занимающим места на балконе.

Мэри было тридцать лет, но простые платья, которые она носила, и вечно растрепанные волосы сильно ее старили. Пруденс считала ее невероятно унылой и бессердечной особой. Родившая троих детей и снова беременная, она была замужем за торговцем мануфактурой. Их трехэтажный дом стоял у Епископских ворот, и Мэри с детьми приезжала к матери чуть ли не каждую неделю.

До Гражданской войны сэр Джеймс Мэйтленд и его жена леди Джулия надеялись удачно выдать замуж свою единственную дочь, но после того, как множество молодых людей погибли в сражениях, а уцелевшие отправились в изгнание, выбирать женихов было не из кого.