Он перевел взгляд с де Ланде на нее. Мара ответила ему умоляющим взглядом, ей хотелось, чтобы он все понял без слов. Озабоченная вертикальная морщинка, появившаяся у него на лбу между сдвинутых бровей, чуть заметно разгладилась, внутреннее напряжение спало, словно в полумраке скудно освещенной комнаты Мара протянула руку и коснулась прохладными пальцами его лба, остудив горячечный жар его мыслей. Однако, повернувшись к ней, он заговорил с холодной подозрительностью в голосе:

— Так о чем вы тут толковали до нашего грубого вторжения?

— Да ни о чем, это был пустой разговор, — ответила она, насильно растянув губы в ослепительной улыбке. — Как тебе удалось меня найти?

— Дом Рутении находится под наблюдением вот уже несколько дней. Часовые видели, как тебя увезли, проследили твой путь до этого места и послали за мной.

— Но когда пропала Джулиана…

— Я им не поверил, когда они сказали, что она не покидала пределов дома. Это была моя ошибка. Но хватит болтать, пора выбираться отсюда. Или ты предпочитаешь остаться?

Под внешним нетерпением в его голосе сквозила железная решимость увезти ее отсюда, но не было и намека на то, что он встревожен за нее или рад ее видеть. Он ясно дал понять, что его привело сюда чувство долга, к которому примешивались сомнения в ее способности держать язык за зубами. Такое отношение стало для нее ударом, но в то же время она хорошо понимала, что это наилучший способ убедить де Ланде в том, что она говорила ему правду.

Мара направилась к двери. Михал приветливо улыбнулся ей и попятился в коридор, давая дорогу. Когда она вышла, Родерик двинулся за ней следом, не сводя глаз с де Ланде. Выйдя за нею следом, принц захлопнул дверь и повернул ключ, торчавший в замке с наружной стороны. В коридоре была еще одна дверь, стоявшая приоткрытой, и через щель можно было видеть толстуху. Кратко кивнув в ее сторону, Родерик опустил ключ в карман.

Они пересекли коридор и спустились по шаткой лестнице. За спиной было слышно, как де Ланде кричит и молотит кулаками по запертой двери. Никто из них не оглянулся на шум. Родерик на ходу сорвал с плеч плащ и набросил его на Мару, обхватил ее за талию и ускорил шаг. Они прошли три лестничных марша и наконец оказались на улице. Воздух был прохладен и свеж, сумерки быстро сгущались, предвещая наступление ночи.

— Ты можешь идти? — спросил Родерик. — На улицах столько пешеходов, что мы решили не ехать верхом и не брать карету: это было бы слишком заметно.

— Теперь уже могу, — ответила Мара и зашагала, стараясь не отставать от мужчин, быстро удалявшихся от дома, где ее держали в плену.

— Что значит «теперь»? — с тревогой спросил Михал.

— Я была связана. Веревки оказались слишком тугими.

— И вы уговорили де Ланде их развязать? Да, смелости вам не занимать, я просто поражен. И несказанно горд за вас. А ты, Родерик?

— В высшей степени разделяю оба чувства, — ответил Родерик, всматриваясь в глубину улицы перед ними и не глядя на Мару.

Его отчуждение обидело ее. Она сделала решительный вздох и сказала:

— Я должна тебе кое-что объяснить.

— Не сейчас. Мы еще не выбрались из этой передряги, — бросил он через плечо.

— Это важно!

— Остаться в живых — вот что важно. В опасности есть своя прелесть.

Его острый слух различил то, чего за разговором не заметили Мара и Михал: отдаленный ропот большой толпы. Шум накатывался волнами, подобно морскому прибою, и становился все ближе. Они шли по узкой улице, обсаженной с двух сторон деревьями. Свет факелов и фонарей в руках демонстрантов создавал впереди толпы сияние, освещавшее фасады домов, витрины магазинов и сдающиеся внаем комнаты над ними. Только увидев светящиеся во мгле огоньки, Мара поняла, что уже спустилась ночь.