— Ты его слышала? Они берут нас! Пошли! — воскликнула Джулиана.

Схватив Мару за руку, она чуть не силой потащила ее к лесенке, ведущей вниз, к берегу.

Команды подвели свои малые суда к самой кромке воды. Джулиана забралась в лодку брата, Мару взяли на борт в лодку кронпринца. Обе девушки уселись посредине, чтобы не создавать перевеса. Лодки снова заняли исходную позицию под мостом.

Наступила тишина. Лодки покачивались вверх-вниз на волнах, под сваями моста свистел ветер, вода журчала и бурлила. В тусклом свете фонарей лица мужчин казались призрачными. Михал и Труди строго вытянулись по стойке «смирно», Этторе ежился от холода, но тоже бодрился, а сам кронпринц явно проявлял нетерпение. Гребцы застыли на изготовку. Родерик тихо отдал несколько приказов и теперь сидел спокойный, сосредоточенный, весь хмель, казалось, из него выветрился. Все ждали.

У них над головами вспыхнул оранжевый огонь: это разожгли факел. Зазвенел голос Дюма-старшего, произнесшего какую-то краткую речь, но с лодок слов не было слышно, их относил в сторону ветер. Потом факел швырнули с моста в воду. Он ярко вспыхнул и задымил, а потом зашипел и погас в воде. Лодки выплыли из-под моста. Гонка началась.

Подобно лошадям, вырвавшимся из загона на летнее пастбище, лодки, толкаемые крепкими спинами и сильными, напряженными руками, взрезали воды Сены, оставляя за собой широкие борозды, и понеслись вниз по реке, увлекаемые течением. Гребцы с кряхтением налегали на весла, а весла скрипели, стонали, шлепали, ударяя по воде, при подъеме рассыпали веером брызги. Река бурлила и ревела. С моста донеслись подбадривающие крики гостей принца, но вскоре затихли вдали.

Команды шли вровень друг с другом, гребцы боролись с рекой. То одна, то другая лодка временами вырывалась вперед, но тут же снова отставала. Их разделяла только полоска воды шириной в два весла. Ветер, поднятый их стремительным движением, трепал волосы и рвал с плеч плащи. Капли воды, срываясь с весел, сыпались дождем, падали на разгоряченные лица и смешивались с потом.

На набережных появились кареты: это гости пустились наперегонки со стремительно несущимися лодками. Мужчины высовывались из окон и махали шляпами, некоторые кричали с козел, где они устроились рядом с возницами, чтобы лучше видеть.

Борьба оказалась жестокой. На лице пруссака, сидевшего на корме лодки, в которой была Мара, появилось свирепое бульдожье выражение. Этторе гримасничал при каждом гребке, но греб с тем же упорством, что и кронпринц. Лицо Родерика в свете кормового фонаря было сосредоточенным, но в то же время светилось каким-то бесшабашным весельем. Он возвысил голос и запел непристойные моряцкие куплеты, помогавшие держать ритм при гребле. Гвардейцы подхватили песню и стали грести дружнее.

Еще через несколько минут команды начали расходиться по разным рукавам реки. Впереди показалась громада Нотр-Дам, напоминавшая притаившееся доисторическое чудовище. Лодки проплыли мимо. Ветер вдруг стих, отрезанный громадным зданием. Левый берег высился каменной стеной, он становился все ближе по мере того, как сужался рукав реки. Парижские дома с темными окнами стояли, словно слепые на паперти, двери магазинов на первых этажах были заперты, навесы свернуты.

Ночь казалась сырым черным туннелем, фонари качались на корме, отбрасывая на воду жидковатый, дрожащий свет. Мужчины гребли так, что жилы выступили у них на висках, их легкие работали, как кузнечные мехи, они не думали ни о чем, кроме следующего гребка, следующего вздоха, следующего поворота реки.