— Прошу. Пусть кто‑нибудь проверит: перемножит делитель на частное. А их возню можно прекращать — всю ночь просидят.

Служащий средних лет, тот, кто глядел на Мартина с явной враждебностью, списал цифры и мрачно стал проверять. В конце концов закончив, он отшвырнул перо.

— Этот человек — колдун! Он проводит все вычисления в уме, а свои глупые пометки делает, чтобы нас запутать.

— Вовсе нет, — возразил Пэдуэй любезно. — Я могу научить тому же и вас.

— Чтобы я брал уроки у длинноштанного варвара?! Да я... — Но тут его оборвал Томасус, приказав без пререканий делать, что велено. — Я свободный римский гражданин, — ощерился служащий, — и двадцать лет веду конторские книги. Если тебе нужен холуй для этой дьявольской системы, купи какого‑нибудь трусливого раба‑грека! С меня достаточно!

— Посмотри, что ты натворил! — жалобно вскричал Томасус, когда служащий схватил свой плащ и с шумом выскочил за дверь. — Теперь мне придется нанимать другого, а при нынешнем дефиците работников...

— Ничего, — успокоил Пэдуэй. — Двое оставшихся, освоив американскую арифметику, легко управятся за троих. И это еще не все. У нас есть так называемая двойная бухгалтерия, которая позволяет в любое время знать свое финансовое положение, гарантирует от ошибок...

— Ты слышишь, Господи? Он хочет перевернуть все банковское дело!.. Пожалуйста, не торопись, Мартинус, иначе ты сведешь меня с ума! Дам я тебе ссуду, куплю оборудование, только не вываливай на меня все свои новейшие методы сразу! — Томасус передохнул и продолжил уже более сдержанно: — Что это за браслет, на который ты иногда поглядываешь?

Пэдуэй показал свое запястье.

— Своего рода солнечные часы, только переносные.

— Часы? Гм‑м... Попахивает магией. А ты в самом деле не колдун? — Он нервно рассмеялся.

— Нет‑нет, — заверил Пэдуэй. — Это простое механическое устройство, вроде... вроде солнечных часов.

— Ах, вот как, понимаю... Но зачем стрелочка, показывающая шестидесятые доли часа? Кому в здравом уме понадобится знать время с такой точностью?

— На моей родине это считается полезным.

— Что ж, другие края, другие нравы... А может, ты дашь сейчас моим ребятам урок этой самой американской арифметики? Покажешь нам, что она и впрямь так хороша, как ты утверждаешь?

— Ладно. — Пэдуэй взял дощечку, нацарапал на воске цифры от 1 до 9 и растолковал их значение. — Теперь подходим к самому главному. — Он начертил кружок. — Этот знак обозначает «ничто».

Младший писарь поскреб затылок.

— Ты хочешь сказать, что этот символ не имеет значения? Какой же от него прок?

— Я не говорил, что он не имеет значения. Он обозначает «ноль» — остаток при вычитании, к примеру, двух от двух.

Старший писарь скептично хмыкнул.

— Не вижу смысла. Какая польза от символа, обозначающего то, чего не существует?

— Но слово‑то для этого есть! И оно ведь нужно!

— Положим, — согласился старший писарь. — Но мы не используем «ничего» в наших вычислениях. Где это слыхано, чтобы ссуду давали под ноль процентов? Или брали в аренду дом на ноль недель?

— Может быть, — ухмыльнулся младший, — уважаемый господин подскажет нам, как получить доход от нулевой торговли...

— Чем меньше будете меня перебивать, тем раньше я закончу объяснение! — рявкнул Пэдуэй.