|
Дождавшись подходящего момента, Лина посадила Сару в манеж с игрушками, включила Натали телевизор, захватила старые качели для младенцев, пересекла заснеженный двор и постучала к Стенхоупам. Застигнутая врасплох, Энн в дом ее звать не стала, попросив показать, как застегивать ремешки, прямо на веранде. Лина удивилась, но все же сняла перчатки и продемонстрировала, как безопасно крепить конструкцию, как правильно подвешивать, как мыть, если понадобится. Между делом Энн, кутаясь в шерстяной кардиган, сообщила, что ей рожать на следующей неделе, а Лина призналась соседке в том, о чем пока не говорила даже матери: она снова забеременела. Ребенок должен был появиться на свет через полгода после ребенка Стенхоупов, а значит, Энн могла пользоваться качелями, пока ее сыну или дочке не исполнится шесть месяцев – впрочем, на качелях и так написано «до шести месяцев». И вообще, они могли бы меняться детскими вещами и помогать друг другу. Энн собиралась немного посидеть с ребенком и вернуться в больницу. Ей нравится работать, призналась она словно бы виновато, и Лина, заметив брешь в обороне, заверила, что она то знает: сидеть дома с детьми куда тяжелее, чем видится со стороны и чем тебе самой прежде казалось.
– Если что то понадобится… Ну, если Брайана не будет дома, когда все начнется, или еще что нибудь, зови меня. Направляясь домой, Лина думала: у нас просто сначала отношения не заладились. Думала: Энн наверняка потеряла ребенка и оттого на Лину с ее двумя дочками просто смотреть не могла. Думала: возможно, она сама нечаянно обидела Энн, но теперь это дело прошлое.
Питер появился на свет через несколько дней, и весил девять фунтов десять унций. – Жуткое дело, – признался Брайан Фрэнсису. – Так всегда бывает, – заметил Фрэнсис и добавил: – Тогда… в тот раз… ты видел?.. – Нет, нет. Ничего подобного. Мы заранее все знали. – Я не хотел… – Не бери в голову. Все в порядке. По дороге из больницы Энн держала сына на коленях, а потом сама внесла его в дом – уголок голубого одеяльца трепыхался на жгучем февральском ветру. Натали и Сара по заданию матери нарисовали открытки «Добро пожаловать домой», и Лина положила их Стенхоупам на крыльцо, придавив свежеиспеченным маковым пирогом. Наутро, когда Фрэнсис ждал, пока закипит чайник, а Лина раскладывала по тарелкам овсянку, раздался звонок в дверь. За стенами всю ночь напролет завывал ветер, и в утренних новостях сказали, что по всему округу повалило деревья. Фрэнсис решил, что звонят как раз насчет ветра – кому то понадобилась помощь, а может, пришли предупредить насчет обрыва проводов или перекрытой дороги. Однако за дверью стояла Энн Стенхоуп в элегантном верблюжьем пальто до щиколоток, застегнутом на все пуговицы, и с качелями в руках. Губы ее были ярко накрашены, но под глазами у нее залегли темные круги. – Возьмите. – Она протянула качели Фрэнсису. – Все в порядке? – спросила Лина из за плеча мужа. – С ребенком все хорошо? – Я вполне способна позаботиться о своем ребенке, – сказала Энн. – И испечь пирог для своего мужа. Онемевшая Лина уставилась на нее во все глаза. – Ну разумеется, – произнесла она наконец. – Просто поначалу бывает трудно, вот я и подумала… – Это совершенно не трудно. Он замечательный малыш. У нас все хорошо. Фрэнсис понял, к чему все идет, раньше жены. – Что ж, спасибо. – Взяв качели, он хотел закрыть дверь, но Лина его остановила: – Подожди минутку. Пожалуйста, всего минутку. Ты не так поняла. Оставь их себе. Маленький в них спать будет. Правда. Они совсем новые. – Вы не расслышали? – спросила Энн. – Мне они не нужны. Если моему сыну что нибудь понадобится, я куплю сама. |
