Изменить размер шрифта - +
Когда машина въезжала в ворота, старший сын, шельмец с соломенными волосами, выстрелил в нее из лука; стрела с резиновой присоской приклеилась к колпаку колеса, и автомобиль покатился, словно древняя колесница, срезая головки колокольчиков по всей длине дорожки. «Ничего, — подумал Даффи во сне, — от колокольчиков не убудет». Они подъехали к дому, Кэрол ждала их на ступенях. Как только они зашли внутрь, она мягко потянула его за рукав наверх, в спальню. Там она стянула платье, под которым ничего не было. Даффи бросил костюм на стул, сбросил оставшуюся одежду и, приблизившись к кровати, где она раскинулась на махровой простыне, услышал ее голос, радостный и удивленный: «Даффи, какой у тебя большой, какой большой».

— ААААААаааааааа!.. — он проснулся от собственного крика. Сон был из тех, когда все время знаешь, что это сон. Если сон плохой, тогда можно утешиться мыслью, что твой собственный мозг шутит с тобой дурные шутки. Но когда снится приятный сон, и ты знаешь, что это всего лишь сон, то все время ощущаешь подспудную горечь и просыпаешься с привкусом пепла во рту, странной болью и неодолимым чувством утраты. Будто все золото мира утекло сквозь пальцы, как песок.

Даффи лежал на спине, его немного трясло. Из чистого любопытства он поднял простыню посмотреть, нет ли эрекции. По нулям. Даже если ему снилось, что у него встало на Кэрол, даже если он занимался с ней любовью во сне, пробуждение являло все ту же креветку без панциря и пару лесных орешков. По нулям.

Импотентом Даффи не стал. Уж в этом он не мог обвинить тех, кто его подставил. Он стал импотентом только с Кэрол. Сначала это казалось ему следствием шока от происшедшего. Потом Даффи начал понимать, что от шока он, возможно, и оправится, но при этом больше не сможет нормально спать с Кэрол. Возможно, никогда не сможет. Лежа рядом с Кэрол в постели, он пытался приказать своему члену встать, про себя прикрикивая на него и осыпая ругательствами. Пытался закрывать глаза и думать о других женщинах и мужчинах, с которыми он спал, и о самых возбуждающих порнографических сценах, которые видел. По нулям. В отчаянии он даже пробовал доводить себя до эрекции, мастурбируя, а потом переключаться на Кэрол, но член все равно вел себя отвратительно, клонился, как цветок на закате. По нулям.

Конец был и вправду горек. Когда не можешь спать с тем единственным человеком, с которым хочется, удовольствие от секса с другими воспринимается как издевка. Через какое-то время по настоянию Кэрол он сдался и попробовал спать с другими. К огорчению Даффи, никаких проблем не возникало; к еще большему огорчению, ощущения были достаточно приятны, чтобы хотелось испытать их еще раз. Он трахал мужчин и женщин без разбора, но обнаружил, что неосознанно установил для себя правило; никогда не делать этого дважды с одним и тем же партнером. Самая соблазнительная девушка и самый прекрасный юноша утром должны были уйти. Как бы они ни просили о новой встрече, и до какой бы степени ни казались привлекательными, он никогда не говорил: «Ага». Никогда. В этом, видимо, заключалась своеобразная верность Кэрол, даже если верность эта коренилась в самом безудержном распутстве.

Даффи никогда не спрашивал, как обстоят дела с личной жизнью у Кэрол. Не спрашивал, потому что ни один ответ его бы не устроил. Если она спала с кучей парней, ему было бы неприятно, если с одним — еще неприятнее, а если ни с кем не спала, было бы не так неприятно, но тогда тяжесть вины давила бы еще сильней. Короче говоря, Даффи жил в постоянном напряге.

Единственным лекарством от такого состояния могла стать работа. Дело, предложенное Маккехни, вызвало у Даффи смешанные чувства. Придется рыскать по тем местам, где он когда-то работал, а от этого боль может усилиться; стоит ли ворошить прошлое и лишать себя возможности примириться с ним? С другой стороны, вдруг у него появится шанс отомстить прошлому? А что, если он его упустит?

И все-таки это работа, которая по утрам заставит его вылезать из квартиры.

Быстрый переход