«Большим» Эдди явно был для улицы, чтобы произвести впечатление на тех, кто никогда его не видел. На самом деле это был привлекательный мужчина лет тридцати пяти: темные волнистые волосы, довольно бледный, карие глаза, широкие скулы, лицо удлиненное. С виду Эдди Мартоффа можно было принять за владельца дорогой галереи современного искусства. Светло-синий костюм из легкой шерсти, светло-бежевая рубашка на пуговицах классического фасона, французский галстук, дорогие туфли.
— Вам нравится мой кабинет, господин Райт?
— Вполне.
— Люблю эту комнату. Особенно морландовские гравюры. По-моему, они сюда отлично подходят, — речь его соответствовала внешнему виду: мягкая, гладкая, дорогая. Старик Мартофф наверняка оставил сыну приличную сумму на образование, не мог не отметить Даффи. — У окон тоже очень удобно. Сами понимаете, в этой части Лондона подобное — редкость. Стоит присесть на одну из этих кушеток и ощутить лучи солнца на лице — сразу расслабляешься и забываешь о делах.
— Надеюсь, пол звуконепроницаемый, — Даффи вспомнил про рычанье овчарок и звук выбиваемого ковра, многократно усиленные аппаратурой внизу. И еще подумал, что, несмотря на плохое качество записи, Сальваторе и Мартофф, без сомнения, одно лицо.
— Да, конечно, вы зашли с черного кода, как торговый агент. Слышал, по дороге сюда вы блестяще проинструктировали одного из наших стажеров.
— Думаю, уходить я буду через парадный вход, если вы не против.
— Господин Райт, давайте сначала обсудим наше дело. — Эдди сел за стол, указав Даффи на диван. Сиденье дивана располагалось ощутимо ниже уровня стола. «Старый директорский приемчик, — подумал Даффи. — Ладно, если ему это необходимо, пусть будет так». Георгиу пристроил свою тушу у окна.
— Я вас слушаю, господин Райт.
— Маккехни говорит, вы слишком сильно его прижали. Маккехни говорит, у него сейчас проблемы с финансами, дела идут неважно. Маккехни спрашивает, не могли бы вы дать ему передышку. Маккехни спрашивает, что вам от него нужно.
Мартофф негромко рассмеялся:
— Господин Райт, вы сами-то осознаете, что каждая ваша фраза начинается со слов «Маккехни говорит…». Похоже на игру, в которую мы играли в детстве «О'Грэйди говорит». Правила, надеюсь, те же, и мне не придется выполнять все, что говорит Маккехни. Такой поворот дел изрядно бы меня разочаровал. А вы-то сами что говорите?
— Я говорю то же самое — вы слишком сильно его прижали. Еще немного — и вы будете, что называется, камень доить.
— Поправьте, если я ошибаюсь, господин Райт, но вы сюда не благотворительности ради пришли, так ведь? Вы, как я полагаю, не являетесь старым другом Маккехни, который случайно стал свидетелем происходящего, проникся сочувствием к его горю и пришел за него попросить. Как я понимаю, ситуация совсем иная. Вы ведь получаете вознаграждение от Маккехни за свои услуги, или я не прав? Но разве вам платят за то, чтобы вы здесь расписывали, насколько Маккехни обнищал?
— Нет, сами знаете.
Мартофф расплылся в улыбке:
— Не будем отвлекаться. Хочу отметить, что в данной ситуации именно вы пытаетесь выжать из него сальца. Значит, Маккехни наверняка мог бы с легкостью отдать мне то, что перепадает вам, правда ведь? — Мартофф вздохнул и погладил бронзового лебедя. — Меня всегда печалит, господин Райт, как часто люди лгут насчет денег. С крестьянами это еще можно понять, но в бизнесе… Боюсь, я слишком большой идеалист в своем деле. Поразительно: люди начинают визжать, будто им яйца выдавливают, когда я только слегка сдавил апельсиновую кожуру между большим и указательным пальцем, как это делает хозяйка на рынке. |