Что ж, если хочет скрывать имя, его дело. А он не сказал, где подцепил эту тварь?
Сестра торопливо перекрестилась.
- Его невеста ехала к нему. Они любили друг друга. И собирались пожениться. А на корабле она встретила другого.
- Вот как…
- И он чувствовал себя очень несчастным. Он не хотел жить. И там, в порту, один человек сказал ему… Сказал, что есть средство забыть обо всем. До конца дней.
- И передал ему дагора? Прямо в порту? В городе - эту тварь? Какой ужас, сестра Мэри…
- Он говорит, - подтвердила та, - это невыносимый ужас и большой соблазн. Но это тайна, которая открывается только для тех, кто готов принять ее. Тот, кто носит в себе дагора, говорит, что больше не одинок. Бедняга. Как же надо страдать, чтобы согласиться на такое.
- Сестра Мэри, - сказал отец Игнасио тихонько, - Господь посылает нам искушения, а дьявол не дремлет. Ступайте, помолитесь хорошенько…
- Конечно, отец Игнасио, я… я помолюсь о спасении его души.
Он принялся за те обязанности, которые обычно выполняли черные слуги миссии. «Немного послушания не повредит, - думал он, - быть может, Господь сжалится и пошлет знак - иначе что ему, отцу Игнасио, делать?»
- Послушай, белый человек, - старик Мкеле, сидя на корточках, наблюдал за ним. - Ты с девушкой уходишь, я остаюсь. Ухаживаю за тем. Он встает на ноги, тоже уходит. Я опять остаюсь. Умираю здесь.
- Это дом Господень, - возразил отец Игнасио, - и он не должен пустовать. И я не уйду, не оставлю его на растерзание демону. Потом… я же крестил тебя. Кто тебя исповедует? Кто отпустит тебя с миром, как не я? Кто тебя отпоет? Кто похоронит?
- Скоро начнутся дожди, - сказал старик невпопад.
Отец Игнасио поднял голову и поглядел на небо. Заплаты, просвечивающие сквозь густую листву, ярко синели.
- Откуда ты знаешь?
- Муравьи…
Огромный муравейник под слоновым деревом, обычно покрытый тысячами шевелящихся насекомых, точно живым покрывалом, сейчас был почти пуст. Если приглядеться, можно было различить, как муравьи изнутри суетливо затыкали глиной ведущие наружу ходы.
- Они чуют большую воду, - пояснил старик. - Ты же не можешь уйти в свою нору и закрыться там, белый человек?
- У нас есть припасы. Зерно в кувшинах. Масло. Что еще нужно?
- В большой дождь, - сказал старик, - в этих лесах оживает зло. Дагор позовет его, и оно придет сюда.
- С Божьей помощью, - отец Игнасио сжал в руке четки, - мы устоим.
Он читал записи здешних миссионеров, запертых непогодой среди гниющих стен миссии, когда зеленая мохнатая плесень пожирает все
- от постельного белья до требника. «Ничего, - говорил он себе, - это просто дождь, всего-навсего дождь».
Он услышал его ранним утром - тысячи крохотных ножек, шорох по тростниковой крыше, стук по пальмовым листьям. И несмотря на этот стук, вокруг царила странная тишина. Сначала он даже не понял, в чем дело, потом сообразил: смолкли пилы и молотки мириадов насекомых, из ночи в ночь сверлившие ему череп…
Он проглотил свой кофе (маленькая слабость, от которой так трудно отказаться) и взялся за лопату. «Нужно отвести воду от часовни,
- подумал он. - И от хижин. И от госпиталя. Проклятые язычники, дезертировали и бросили его один на один с демоном… Нет, все-таки осталась одна птица. До чего же странно она кричит. Будто плачет».
Он осторожно вертел головой, пытаясь определить, откуда исходит голос. Потом распрямил ноющую спину и шагнул в часовню.
Она распласталась по полу и впрямь как большая птица - или летучая мышь. Черное одеяние по подолу заляпано красной глиной, плечи трясутся.
- Мэри, - сказал он тихонько. - Мэри, дитя мое!
Она вскочила, обратив к нему бледное заплаканное лицо. |