II

Только‑только пошедшая на убыль луна криво светила своей белизной сквозь оконные стекла на постель Карсы. Дахут поднялась и села, возвышаясь над одеялами, точно русалка над морем. Лунный свет серебрил ей волосы, лицо, груди; он превратил глаза в ртутные озера; но полумесяц Богини был черен как окружающие тени. Молодой мужчина с Обожанием взглянул вверх на нес. Она вздохнула.

– Нам надо серьезно поговорить, – сказала, ему Дахут. Ее дыхание на холоде казалось видением.

Он улыбнулся и погладил ее бок.

– Так быстро?

– Мы, и так запоздали. Три ночи вместе. Неважно, что я хожу туда‑сюда во тьме, в плаще, в капюшоне, под покрывалом. Народ – болтовня слуг – они скоро обнаружат, что никто из них не знает, где я была, и заинтересуются, и… Руфиний уехал, но за мной могут следить другие. Он помрачнел.

– Знаю. Я подумал еще кое о чем, кроме как о тебе и о моей любви. Завтра я открою составленный мной план.

– Сейчас, – настаивала она. – Опасность слишком близка к нам обоим. Либо мы действуем немедленно, либо ты немедленно покидаешь Ис и никогда не возвращаешься. Или мы умрем. Если я уеду с тобой, они нас вычислят.

Он напрягся.

– Я хотел деликатно подвести тебя к моей мысли. Для тебя это будет тяжело.

– Я ее уже знаю. – Голос у нее был спокойный. – Ты бросишь вызов королю и убьешь его.

Он вытаращил глаза, потом сел точно также.

– Твой отец, – выдохнул он.

Она развела руками.

– Если ты не предотвратишь, то мой муж. – У нее дрожали губы. Его воля дала трещину. – Мне это рассказывает Тамбилис, последняя королева, которая делит с ним ложе. Она желает мне добра, но она хочет свадьбы. Они все ее хотят.

– Ты тоже? – спросил он. Тон стал грубее.

– Поначалу да. А теперь тебя – о, Карса, любимый! – она поймала его лежавшую рядом руку обеими своими. – Ты мне веришь, ты знаешь, что я была девушкой, хотя крови у меня не было. Но он? И Карса, я люблю тебя.

Римлянин прорычал.

– Я поклялся перед Господом, что отмщу за мерзость, если она случится. Лучше я первым его ударю. Я сделаю это.

– Мой Карса! – она прижалась к нему. Поцелуй был долгим и диким. Когда они оторвались друг от друга и сердца немного успокоились, она стала вести себя немного встревожено. – Он страшный боец, убивающая машина.

Бурдигалец кивнул.

– Да. Но и я не буду барашком на убой. Позволь признаться, я об этом раздумывал, представлял себе, с тех самых пор, как на тебя пало проклятие. Я найду другой выход, нежели встречаться с ним на тех условиях, где у него все преимущества. К тому же раньше его врагом был язычник – бедный Томмалтах, а я‑то христианин. Господь будет со мной.

– Я мучилась над этим. Как человек твоей веры может стать королем Иса?

– И я размышлял. – Он тревожно рассмеялся. – Не бойся. Я не посвятил епископа. Он будет в шоке, укорит меня и наверняка отлучит от церкви. К тому же я только новообращенный. Я, надеюсь, сделаю так, чтобы он узрел причину. Естественно, уберегая тебя от союза, который, Боже упаси, будет достойным поступком в Его глазах. Если потом он меня пощадит, то я как король – я, чистокровный римлянин, – завоюю полное искупление, шаг за шагом подведя Ис к праведной вере и к Христу. – Он приложился щекой к ее щеке. – Ты первая, дорогая?

«Посмотрим», – сказала она про себя. А вслух: – О, Карса, это просто чудо! А теперь у нас ночь впереди!

III

Мгновение Грациллоний колебался.