|
Волосы бледные и жидкие, а день наверняка высветил бы в них выгоревшие пряди. – Сейчас ты скорее к завтраку пришел, чем к ужину. – И длинноволосый – Джон? – постучал по ляжке скатанной в трубку газетой.
– Ну давай, Тэк. Рассказывай. – Она улыбнулась; ее лицо раскололи густые тени. – Кого ты на сей раз нам с Джоном привел?
А Джон задрал голову (двойное пламя соскользнуло с линз), выглядывая проблески рассвета.
Тэк сказал:
– Это вот Шкет.
– Скейт? – переспросила она.
– Шкет.
– Ш, э, к, е, т?..
– Ш, к, е.
– …д, т, – прибавила она, неуверенно хмурясь. – А, Шкедт.
Если Тэк и скривился, этого никто не увидел.
Сам он, впрочем, решил, что это мило; но встревожило что-то другое.
Она расправила плечи, поморгала.
– Как дела, Шкедт? Ты новенький? Или месяцами в темноте прятался? – И Тэку: – Поразительно, да? Постоянно кто-нибудь вот так всплывает. Казалось бы, знаешь в городе всех, кого можно. А потом вдруг кто-то высовывает нос из кустов – и оказывается, он там всю дорогу скрывался, наблюдал…
– Так мы познакомились с Тэком, – пояснил Джон. И Тэку: – Да, Тэк?
Тэк сказал:
– Он новенький.
– Ясно. Короче, – сказал Джон, – у нас тут такое дело. Объяснишь, Милдред?
– Ну, мы считаем… – Плечи Милдред сдвинулись по-официальному. – Мы считаем, надо как-то вместе выживать. Нельзя же глотки друг другу рвать, как звери. А такая вот история, – (он не усомнился, что взмах ее руки и «такая история» не подразумевали ничего за пределами света от костра), – легко может выродиться в какой-нибудь… ну, ужас! И мы тут устроили, можно сказать, коммуну. Прямо в парке. Люди добывают еду, вместе работают, знают, что как-то защищены. Мы стараемся жить как можно органичнее, но с этим становится сложнее. Когда в Беллону приходят новенькие, у них есть шанс посмотреть, как у нас тут все устроено. Мы не принимаем всех подряд. Но если принимаем, то с распростертыми.
Ощущалась какая-то судорога (в нем, в ней – он не понял и поэтому занервничал) – точно провод натянули через край и порвали изоляцию.
– Ты же новенький, да? Новеньким мы всегда рады.
Он кивнул, а мозг его меж тем разгонялся, взвешивал: в нем? В ней?
Тэк сказал:
– Покажи ему тут всё, Милли.
Джон сказал:
– Хорошая мысль, Милдред. Тэк, я хотел с тобой поговорить, – и опять постучал газетой. – А, кстати. Может, хочешь глянуть?
– Что? Ой… – Нельзя столько психовать из-за таких вещей. Но ему часто приходилось себе об этом напоминать. – Спасибо. – И он взял сложенную газету.
– Ладно, Тэк. – И Джон с Тэком отвернулись. – Ты когда к фундаментам приступаешь? Я могу дать…
– Послушай, Джон. – Оба побрели прочь, и Тэк положил руку Джону на плечо. – Чертежи есть? Больше ничего не надо, можно…
А потом их стало не слышно.
– Есть хочешь?
– Нет.
Она и впрямь была красивая.
– В общем, если захочешь… давай сюда пойдем… мы начинаем готовить завтрак, как рассветет. Это уже скоро.
– Вы всю ночь не спали? – спросил он.
– Да нет. Но если ложиться на закате, просыпаешься довольно рано.
– Я не спал.
– Мы тут много работаем… – она сунула руки в задние карманы; ее джинсы с оторванными штанинами высоко сбились на бедрах, – днем. |