Я мысленно усмехнулся. Я переворошил охапку слов, которые ровным счетом ничего не объясняют, и почувствовал удовлетворение.

«А духи, — спросил я, — когда вы их вызываете, вы тоже не знаете, как это происходит?» Хьюм помолчал, и мне показалось, что вопрос был ему неприятен.

«Духи, — вздохнул он наконец, — я не люблю духов».

«Но они…»

«Не знаю, не знаю… Я знаю, что, когда по комнате летают столы и рояли, когда я взлетаю в воздух и люди, которые держат меня за руки, подымаются вместе со мной и вынуждены отпустить меня, чтобы не оторвать мне руки, когда я спокойно прикасаюсь к огню, все это пусть и невероятно, но реально. Самые заядлые скептики не могут отрицать того, что видят, что могут пощупать и потрогать. Самое большое, что они могут сделать — это не интересоваться мною. Вы слышали имя Натаниэля Готорна?» «Кто это? Не писатель ли?» «Да, это известный американский автор. Так вот он написал обо мне, я могу даже процитировать на память: «Все это абсолютно твердо доказанные факты, но я не могу заставить себя интересоваться ими».

«Гм…»

«Это его право, по крайней мере, он честен. Но духи… Иногда присутствующим на моих сеансах кажется, что они видят какие-то привидения, узнают умерших, но… это так… неопределенно… Знаете, порой мне кажется, что у меня душа естествоиспытателя, и эти неясные выходцы из царства теней… они как бы… мне трудно это объяснить… низводят меня на уровень других медиумов, которые, увы, столь часто злоупотребляют доверием публики».

«Но ведь вы не пытаетесь никого обмануть?» «Нет, нет! Но я еще раз повторяю: рояль в воздухе — это реальность. А духи… Когда очень хочется чтонибудь увидеть, обязательно увидишь… Вы согласны?» «Да, наверное».

«А вот и мои отель. Саша и Гриша ждут меня. Они всегда ждут меня. Знаете, мистер Харин, мне кажется, то, что я делаю, не должно оскорблять всевышнего, иначе он бы не послал мне в награду Сашу… Благодарю вас, благодарю…» «Помилуйте, дорогой Хьюм, за что же?» «Я излил вам душу… Не помню, чтобы я с кем-нибудь был так откровенен».

«Я рад был познакомиться с вами. Прощайте, вы необыкновенный человек, и даже отдаленные потомки будут помнить ваше имя».

Хьюм поднял голову и пристально посмотрел на меня. В тусклом свете газовых фонарей глаза его казались огромными и печальными:

«Вы… вы говорите… просто так иль вы знаете… знаете?» — Он молча смотрел на меня, и я живо почувствовал, как он напрягся, ожидая ответа.

«Да, дорогой Хьюм, мне удалось заглянуть за горизонт. Это правда».

«Спасибо, — прошептал Хьюм, и мне показалось, что на глазах у него блеснули слезы, — прощайте». — Он пожал мне руку и исчез в подъезде.

«Надеюсь, ты простишь меня, друг Владимир, — улыбнулся Бруно, когда я вернулся на Кенсингтонроуд, — но тебе придется переодеться».

«Во что? Я только начал привыкать к этому элегантному костюму».

«Как во что? В твою вельветовую пижаму. Или ты хочешь появиться в твоем Доме ветеранов в сером цилиндре?» «А что…» «Увы, нельзя».

«Почему?»

«Эта ткань могла бы вызвать шок у ваших специалистов, потому что, строго говоря, это и не ткань».