Дарлинг вошел вслед за ним. Тане оставалось лишь последовать их примеру.
Комната напоминала одиночный номер в гостинице средней руки. Небольшая прихожая – слева встроенный шкаф, справа белая дверь, очевидно в ванную; сама комната вытянутая, завершающаяся окном, прикрытым плотной темно-вишневой портьерой. Слева от окна – высокий столик с телевизором, белым электрическим чайником и телефоном без циферблата. Справа – низенький журнальный столик с пепельницей и двумя стаканами на стеклянном блюде и два кресла. Прямо у входа – маленький холодильник. В противоположном переднем углу – треугольное угловое трюмо с высоким двойным зеркалом и пуфиком. Главенствующей частью обстановки была кровать – длинная, широкая, покрытая ярким пестрым покрывалом, она стояла поперек комнаты и занимала весь центр, оставляя лишь узкий проход к телевизору и столику. У нее была одна спинка – в головах, а над ней – ночное бра с красным китайским абажуром. Комната была оклеена розовыми обоями в цветочках, бородатых гномиках и Красных Шапочках. Все имело вид слегка потертый, но вполне гигиеничный.
Джулиан водрузил оба чемодана на кровать и, пролавировав между Дарлингом и Таней, вышел, отвесив на прощание преувеличенноцеремонный поклон. Дарлинг свой чемодан из рук не выпустил.
– Располагайся, – бросил он через плечо остановившейся у входа Тане. – Можешь пока освежиться, принять душ. Через полчаса зайду за тобой. Представлю тебя тете Поппи и поужинаем… Кстати, на счетчике было как раз сорок два фунта. Так что… – Он выразительно потер большим пальцем об указательный.
– Ах да, совсем забыла, извини.
Таня достала из сумочки сто долларов и помахала перед носом Дарлинга. Он протянул руку и выхватил у нее бумажку.
– Следующая поездка – за твой счет, дарлинг, – с безмятежной улыбкой проговорила Таня.
– Конечно-конечно… – рассеянно пробормотал он, пряча деньги в карман. – Разреши.
Он чуть отодвинул Таню и вышел, прикрыв дверь.
Таня посмотрела ему вслед, подошла к кровати, сняла сумку с плеча, положила поверх чемоданов и сама села рядом. Под ней мягко спружинил эластичный матрас.
Устала. Разбираться в ситуации начнем завтра. А сегодня – сегодня плыть по течению. Но, конечно, смотреть во все глаза.
Скинув сумку, она раскрыла верхний чемодан, черный, кожаный, и стала вынимать оттуда и раскладывать барахлишко, попутно прикидывая, что же надеть к ужину.
После душа, переодевшись во все свежее, она принялась за второй чемодан и сумку. Очень скоро все ее принадлежности были разложены по местам, опустевшие чемоданы перекочевали в приемистое верхнее отделение шкафа, а в большой сумке остались только прозрачная папка с разными необходимыми бумагами и ручная сумочка, в которой, за исключением сигарет и обычных дамских мелочей, лежали ее советский загранпаспорт с постоянной британской визой и почти вся наличность, кроме сотни, отданной Дарлингу, и оставшейся в кармане мелочовки. Восемьсот тридцать пять долларов.
Таня стояла возле кровати – впрочем, здесь, где ни встанешь, все будет возле кровати – с деньгами в руках и задумчиво оглядывала комнату. Решение пришло только секунд через пятнадцать. Видно, перелет и вправду утомил ее.
Тетя Поппи – мисс Пенелопа Семипопулос – оказалась толстой приземистой бабой в красном брючном костюме, с крашеной черной стрижкой под бобика и нечистой кожей. Она встретила Таню с Дарлингом в уютной прихожей, притулившейся за дверью без номера в начале коридора, всплеснула руками, провизжала что-то темпераментное и кинулась обнимать и целовать Таню, обдавая ее кислым пивным перегаром и пятная багровой помадой.
– Рада, рада! Ты красивая, – с рыдающими придыханиями прохрипела она. |