Появившаяся в дверях Сьюзан лишь развела руками. И как это Эстер Рид становилось известно, что происходит в вверенном ее попечению доме? Если кто-то из ее «цыплят» попадал в трудное положение, она сразу же узнавала об этом.
После этого Дэниел оставался один только когда настаивал на отдыхе. Но каждый раз, просыпаясь, находил кого-то у своей постели. — Эстер или одну из старших девочек. Распорядок дня Дэниела был настолько строг, что иногда ему начинало казаться, что он снова в армии. Его добровольные сиделки вели учет отдыха Крокера, отмечали, сколько бульона он не допил и сколько раз воспользовался ночной вазой. От всего этого он чувствовал себя ужасно неловко.
Ужин закончился, поднос Дэниела унесли, дети начали готовиться ко сну. Чуть раньше он услышал пение, доносившееся из гостиной, и пожалел, что не может пойти туда, но потом кто-то открыл дверь в комнату Дэниела, чтобы он мог насладить музыкой. Затем он, должно быть, уснул, потому что теперь уже не было слышно ничего, кроме случайных шагов, скрипов и вздохов самого дома.
Проведя день в постели, Дэниел чувствовал себя выспавшимся и раздосадованным. Сейчас, когда он нуждался в компании, все отправились спать.
Из дальнего конца коридора послышалось шуршание юбок. Сердце Дэниела забилось быстрее. Сьюзан. Она ни разу не зашла к нему за весь день. Это она.
Но в дверь просунулась голова сестры Мэри Маргарет.
— Можно войти?
— Делай что хочешь. — Дэниел не собирался грубить, но он и сам не ожидал, что будет настолько очарован.
Сестра Мэри Маргарет вошла и тщательно закрыла за собой дверь.
— Ну и как тебе показалось печенье? — спросила она, идя к кровати.
— Какое печенье?
Сестра Мэри Маргарет фыркнула:
— Никогда не лги монахине, Дэниел. Мы обладаем незаурядной способностью докапываться до правды.
Дэниел сердито глянул на нее и, свесившись с кровати, извлек на свет картонную коробку. Сняв крышку, он взял два печенья, а затем водворил картонку на место.
— Желаешь одно?
— И стану соучастником воровства?
— Зажги какой-нибудь свет.
— Твои взгляды на наказание нуждаются в исправлении. — Тем не менее она взяла печенье. Откусив, подняла красиво очерченную черную бровь. — Неудивительно, что ты отказывался от бульона.
— Детская еда, — проворчал Дэниел.
— Понятно. А печенье — более взрослая?
— Чего ты хочешь?
Сестра Мэри Маргарет довольно усмехнулась:
— Я пришла сообщить, что мы с Максом завтра уезжаем в монастырь. — Она открыла дверь. — У тебя три недели.
— Сьюзан не вернется к святому Франциску.
— Увидим. — И хотя в голосе ее сквозило сомнение, глаза искрились. — Удачи.
— Белл!
Дверь уже почти закрылась, но сестра Мэри Маргарет просунула голову в оставшееся пространство.
— Да?
— Мне почему-то кажется, что ты не станешь возражать, если я уговорю Сьюзан не принимать постриг.
Совершенно серьезно она объяснила:
— Во время войны ты дал мне немного надежды… а потом помог понять, что я способна вести достойную жизнь. Ты никогда не обращался со мной, как с дрянью, ни разу не посчитал, что я обречена пойти по стопам своей матери. — Монахиня улыбнулась. — Ты помог мне увидеть, что мой самый грозный враг — я сама, а порочная жизнь делает меня только более несчастной.
Дэниел состроил физиономию.
— Насколько помню, я был частью той недостойной жизни.
— М-м-м. Даже в эту минуту ты способен заставить святую забыть об обете воздержания. |