— Как?

— Раз ты не ходишь по кабакам, не ушел в монахи, значит, ты хочешь на самый верх. Купцом ты тоже не станешь. Это не для тебя. Ты даже никогда не торгуешься.

— Так хорошо следите или побеседовали с отцом Паоло, — ухмыльнулся Артем. Он решил пойти ва-банк.

— И то и другое. Я же должен знать, что мне ждать от своих людей, — ответил Цильх. — Слушай меня внимательно, Артем, Ты не имеешь ничего. Ты славянин, а значит, всегда будешь здесь человеком второго сорта. Я вытащил тебя почти с галеры, но всегда могу вернуть туда. Больше ты здесь никому не нужен. Не рассчитывай на Паоло. Эти попы — интриганы. Они используют тебя и выбросят, как ненужную тряпку. Только мы, воины, умеем ценить преданность. Поэтому ты должен служить мне и только мне.

— Почему вы мне говорите это?

— Потому что многое изменится здесь скоро, и тебе надо встать в то войско, в котором тебя может ждать удача.

— Что же должно измениться? — спросил Артем. Разговор принимал интересный оборот.

— Ты умный, — помолчав около минуты, проговорил Цильх, — и я скажу тебе. Рыцари во всём христианском мире не несут более веры Христовой. Они перегрызлись между собой. Если так пойдет дальше, дело христианского мира может быть погублено. Здесь, на вновь обретенных землях, будет создано государство, которое станет оплотом христианства и огнем и мечом принесет свет истинной веры.

— Хотите отодвинуть от правления рыцарей? Кто же заменит столь искусных воинов?

Цильх хорошо держал удар. По все же на лице его выразилось крайнее удивление.

— Я ожидал другого вопроса, — наконец проговорил он. — Я думал, ты спросишь про нашу веру, почему я считаю ее истинной, почему забочусь не о своей карьере в ордене, а об этом. Я бы сказал тебе, что не в вере дело. Что важно только одно — власть. И если власть есть, то она должна быть абсолютной. И ничто так не подрывает ее, как ощущение свободы у любого, кто живет в государстве. Если рыцарь думает, что благородное происхождение дает ему возможность делать что угодно, это подрывает государство. Если германский купец думает, что германец может торговать с более низкой пошлиной, чем славянин, это подрывает устои государства. Перед совершенным государством все должны быть равны, все должны быть ничто. Но нет лучшего способа подчинить людей, чем религия. Поэтому мы хотим создать государство, где все будет зависеть от правителя — отпущение грехов и возможность есть бобы. Где не быть хорошим христианином значит не быть вообще. А кто хороший христианин, определим мы. И будет неважно, германец ты или нет. Важно будет только, насколько ты предан. И это может привести тебя во дворец; или низвергнуть на плаху. И я бы предложил тебе начать служить этому государству уже сейчас. И тогда тебе, славянину, представился бы шанс взойти на вершину. Я бы сказал тебе все это. Но ты не задал вопроса, которого я ждал. Потому что понимаешь все это или потому что просто об этом не подумал?

Глаза Цильха впились в Артема с новой силой.

— Это я понимаю, — спокойно сказал Артем и направил свой взгляд в глаза Цильху, — но все же, кто будет воевать, если перебить рыцарей? Твои ополченцы не сдержат даже войска князя Андрея, я уж не говорю о степняках и литовцах.

Немая сцена длилась минуты три. «Меня или убьют сейчас, или снова в моей жизни что-то поменяется», — подумал Артем.

Первым отвел глаза Цильх. Он отошел и встал перед окном, скрестив руки за спиной. На Артема он больше не смотрел.

— Рыцарей не придется убивать, — спокойно сказал он.