Вышедший из нее пожилой мужчина громко спросил:

—   Ты чего удумала, девка?

И этот вопрос среди ночи был настолько неожидан­ным, что Света задумалась: а в самом деле, что она делает?

Мужчина подошел ближе, поднял за подбородок ее лицо и ужаснулся. Потом оглядел рваное платье.

—  Где это тебя? — спросил он.

—  В милиции...

Мужчина выругался.

—  Далеко живешь?

Света сказала.

—   Садись, давай помогу, девочка...

И вот туг Света снова потеряла сознание — теперь уже надолго.

Позже она узнала, что нечаянный добровольный спа­ситель привез ее домой. А потом они вместе с ее отцом отвезли беспамятную девушку в больницу, где ее тут же положили в реанимацию, под капельницу. И вот с тех пор она тут. Только вчера перевели в общую палату.

Завершив свой тихий и тягостный рассказ, Света от­крыла наконец глаза и уставилась на Александра Бори­совича.

—  Ты хочешь еще что-то добавить, девочка? — не­громко спросил он, с болью, которая тяжким комом ско­пилась и мешала дышать, разглядывая желто-зеленые пятна, покрывавшие всю ее кожу — лица, рук, открытой груди.

—   Вы убейте его... пожалуйста... Умоляю вас... Иначе я жить не хочу.

—  Не волнуйся, успокойся, можешь быть абсолютно уверена, что от самого жесткого наказания он не уйдет. Это я тебе обещаю. А на твоей будущей свадьбе, вполне возможно, мы еще погуляем. Миша, мне сказали, тоже в больнице, но, самое главное, он жив и думает только о тебе. Так что у вас все еще впереди... Галочка, ну давай впускай этих любопытных старух, куда от них денешь­ся... А к тебе, Света, у меня серьезная просьба: ничего и никого не бойся. Никто тебя больше пальцем не тронет. Ты уже все сказала. И они это узнают уже сегодня, так что угрожать тебе бессмысленно.

Распрощавшись с девушкой, Турецкий отправился к ее лечащему врачу. Это была крупная сорокалетняя жен­щина с круглым лицом и ярко накрашенными губами. Она была затянута в необъятный халат, а на голове кра­совалась давно уже немодная медно-красная провинци­альная «бабетта», которая странным образом ей шла.

Представившись, Турецкий вежливо попросил меди­цинскую карту Светы Мухиной. «Бабетта» долго и тупо изучала удостоверение Александра Борисовича, а потом заявила, что не имеет права этого делать без распоряже­ния главного врача.

—   Так идемте к нему, — предложил Турецкий.

—  Я не могу оставить своего рабочего места, — с тор­жественной сварливостью заявила она.

Александр Борисович наклонился к ее ушку, торча­щему из-под «бабетты», вдохнул терпкий аромат духов и страстно зашептал:

— Вы с ума сошли... Да если ваш главврач узнает о том, что вы сказали первому помощнику генерального прокурора России, которого прислал сюда президент страны, он же вас немедленно уволит по статье о полном служебном несоответствии... Это хоть вы понимаете, мадам? А я вас при всем желании не сумею защитить. Потому что, если он вас немедленно не уволит, тут же уволят его самого. Вы что, любите играть с огнем? Идем­те, а я готов обещать, что ничего от вас не слышал. — Ту­рецкий сделал большие глаза и отстранился. — Я обещаю, но... смотрите! Запирайте ваш кабинет, если у вас так принято. — И отправился к двери. «Бабетта», вздохнув, пошла за ним. — И карту захватите, чтобы потом вам же лишний раз не бегать, — не оборачиваясь, предложил он.

Главврач — относительно молодой, горбоносый муж­чина, с бритой головой и наглыми глазами навыкате — уже знал, кто перед ним.