– Как наши дела? – перебиваю его я.

– Бержерон по-прежнему в том отеле, наверху.

– Чем он занимается?

– Во второй половине дня снова катался на лыжах. Сходил на автобусную остановку. Взял лыжи и уехал на подъемнике на Бель-Понт.

– Бель-Кот, серость!

– Я так и сказал, – врет Толстяк.

– Он поехал с двумя парами лыж?

– Точно!

– Ты присутствовал при его возвращении?

– Да. Я всю вторую половину дня просидел в баре его отеля, где пил, дожидаясь его.

– Оно и видно!

– Чего?! – протестует Толстяк. – Опять оскорбительные намеки?

– Так что насчет его возвращения?

– Он вернулся в середине второй половины дня.

– С двумя парами лыж?

– Нет. У него не было ни одной. Он поднялся в свою комнату переодеться. Я промежду прочим расспросил о нем бармена. Кажется, он приехал на три дня. Еще кажется, что он приезжает сюда достаточно часто, раз или два в месяц.

– Как думаешь, он тебя засек? Ты ведь следил за ним от самого Парижа. Это плохо.

Мамонт возмущается:

– Чтобы тип, за которым я слежу, мог меня засечь? Ты чего, перебрал или у тебя мозги перестали работать? – И в подтверждение он излагает мне свою тактику: – С момента, когда я сел на хвост месье или даме, я сливаюсь с окружающим пейзажем и меня незаметно. Это моя особенность.

– Знаю, – говорю я, чтобы только не спорить с ним. – Однако с завтрашнего дня им буду заниматься я, а ты можешь потренироваться в катании на лыжах. Бери уроки.

– Ты думаешь?

– Начинай с класса семь-бис. При твоих талантах через три дня перейдешь в пятый. Подумай о Берте, старина. Она будет гордиться тобой.

Под мясистыми веками Берю появляются слезы цвета помоев.

– Вытри их, – советую я, – а то, если они замерзнут, ты будешь похож на лопнувшую трубу канализации.

Я надел подходящую для данной обстановки одежду, чтобы бизнесмен не узнал меня. Мою голову закрывает черная лыжная шапочка, а темные очки скрывают ту часть меня, от которой женщины просто сходят с ума.

К счастью, напротив отеля есть незанятое шале, и я наблюдаю, спрятавшись за его внешней лестницей.

Я так торчу три четверти часа, и наконец мое ожидание увенчивается успехом. Появляется одетый в черную куртку Бержерон. На плече у него пара лыж, и идет он пешком. Я даю ему немного оторваться, после чего иду за ним следом. Вижу, он направляется к лыжной школе, прислоняет свои лыжи к стене здания и ждет, похлопывая руками в перчатках, чтобы согреть их.

Станция начинает оживать. На перекрестке полицейский регулирует движение. Медленно проезжают машины. Внизу, в долине, горизонт затянут туманом, а вершины гор уже встречают первые лучи солнца.

Толпа лыжников направляется к учебным лыжням. Я вижу Берю.

Толстяк внял моим советам и, забыв про свое вчерашнее бахвальство, записался на самый начальный курс. Его определили к детям, чем он страшно унижен. Сначала ребятишки не удивляются, потому что принимают его за инструктора, но при виде того, как он надевает лыжи, в их маленькие головенки начинает закрадываться сомнение.

Месье Бержерон продолжает расхаживать, громко аплодируя, чтобы согреть пальцы. Вдруг он прислушивается. Я смотрю в ту же сторону, что и он, и замечаю идущий из Мулена автобус. Экс-компаньон Буальвана терпеливо ждет, пока сойдут пассажиры, после чего подходит к шоферу. Тот, кажется, хорошо его знает, поскольку они обмениваются энергичным рукопожатием. Затем водитель снимает с багажной сетки пару лыж и отдает ее Бержерону.