– Зачем?

– Для трупа.

Капитан мигнул.

– А что, у нас уже есть труп?

– Будет, – пообещал Калеб. – Где Охотник, там и покойник.

– Это вдохновляет. Но трупы мы не храним в мешках. Имеется саркофаг для почетного захоронения в пространстве.

– А если без почестей?

– Тогда в утилизатор. На удобрение.

Они глядели друг на друга и ухмылялись. Кажется, разговор забавлял обоих.

– Я тут доктора навестил, по делу, – произнес Калеб. – Покои у него просторные, не чета моим.

– Каждой мышке – своя норка. В соответствии со статусом.

– Это я понимаю. Но мне казалось, что все жилые отсеки должны быть одинаковы.

– Можно и так, и этак. Допускаются перемены.

– Наш Людвиг – трансформер?

– Вроде того, но только в части внутренней среды. – Капитан развернул кресло и бросил через плечо: – Приятно было побеседовать, Охотник. Не найдешь мешок, обращайся. Я подскажу, где искать.

Кивнув, Калеб отправился на палубу «А». Здесь было пять дверей с очень широкими проемами – вероятно, для транспортировки громоздкого оборудования. У дальней стены маячила пара андроидов с растопыренными манипуляторами. Грузчики, подумал Калеб и произнес:

– Мне нужен доктор Десмонд. Где он, Людвиг?

Одна из дверей отъехала в сторону.

– Сюда, Калеб. Второй лабораторный отсек.

Помещение было просторным. Большую его часть занимала изогнутая подковой труба метрового диаметра, одним концом уходившая в стену. У другого висели в воздухе панели с мигающими огоньками, кожух был раскрыт, и здесь копался Десмонд, что-то настраивал или проверял, касаясь жезлом-пробником разноцветных ячеек. Для столь крупного и на первый взгляд неповоротливого человека он делал это с удивительной ловкостью.

Ксенобиолог поднял голову, бросил взгляд на Калеба и сразу расплылся в улыбке.

– Чем занят? – спросил тот.

– Это линия-автомат для биохимических анализов. Нуждается в точной юстировке.

– Творец в помощь. – Калеб придвинул высокий табурет и сел. – Что ты можешь мне рассказать, сьон доктор? О Борге, планете, куда мы летим, и ее обитателях?

– Сначала не о Борге. – Десмонд закрыл кожух прибора, повел рукой, и огоньки на панелях погасли. – Знаком ли сьон Охотник с теорией космической панспермии? С общепринятыми взглядами на зарождение и эволюцию жизни на планетах?

– Ну-у… – протянул Калеб, – в какой-то степени. Лучше повторить.

– Так и сделаем, сьон. Считается, что споры жизни возникли в момент Большого Взрыва или вскоре после него, опустились на множество планет Вселенной и, если условия были подходящими – я имею в виду наличие вод, тяготение, температурный баланс и все остальное – споры не погибали, но инициировали жизнь. В мирах с особо благоприятной средой эта жизнь быстро развивалась, порождая растения, животных и, наконец, разумные создания. В данный момент в Великих Галактиках существуют тысячи человеческих рас, возникших вполне самостоятельно, с небольшими отличиями друг от друга, но с единым генофондом. Это доказано тонкими исследованиями, описывать которые нет нужды, – сьон Охотник отлично знаком с рядом интегральных эффектов, подтверждающих единство человечества. Во-первых, – Десмонд стал загибать пальцы, – облик людей, их физиология и анатомия. Во-вторых, способ размножения. Как демонстрирует процесс колонизации, звездные народы скрещиваются без проблем и порождают новые, вполне жизнеспособные расы.