Бригитта с радостью отказалась бы от этой мечты: она любила отца своих детей и не хотела его терять, ни сейчас, ни в будущем. Но она понимала, что не принадлежит к его миру, а, значит, это когда-нибудь случится, нужно было наслаждаться каждой минутой, проведённой в его обществе. Его такие мелочи не заботили, он ничего не был ей должен и часто отнимал у неё не только драгоценные минуты, но целые дни и месяцы.
— Такова уж женская доля! — улыбалась Бригитта и, если он хотел, провожала его.
В этот раз он даже не сказал ей об отъезде; Бидди узнала о нём случайно, от чужих людей. Что ж, баннерет не обязан был говорить ей.
Поставив таз с бельём на землю, она осторожно спустилась к проруби и разбила прихваченным с собой камнем тонкий ледок. Медленно, с остановками, Бригитта перетащила на лёд таз. То и дело отогревая руки дыханием, Бидди по очереди погружала в холодную воду выстиранные вещи и, отжимая, складывала их на свежий снег. Она не любила стирать зимой, особенно в мороз, но совсем отказаться от стирки было нельзя.
Бидди мечтала о весёлом огоньке и миске горячей похлёбки, но это нужно было заслужить, выполоскать это чёртово бельё в этой гадкой ледяной воде.
На полпути к дому, на узкой тропинке, сбегавшей к реке, ей повстречался один из наёмников. Бидди его знала, — это был Симон Грэхем, или, как его называли товарищи, Симон Рыжая борода — поэтому не испугалась и приветливо поздоровалась.
— Тяжело? — улыбаясь, спросил он.
— Есть немного, — честно призналась Бригитта.
— Домой?
— Куда ж ещё?
— Хочешь, помогу?
— А с чего бы? Среди вашего брата доброта — на вес золота.
— Да просто руки твои жалко. Видать, твой их не ценит, — подмигнул Симон, подошёл и легко поднял таз. — Скоро родишь?
— К светлому Воскресению Христову.
— Будет ещё одна душа небо коптить, — расхохотался Рыжая борода и по-дружески потрепал её по щекам.
Дома, разворошив угли, Бригитта накормила нежданного помощника нехитрым обедом. Прибежал Сирил, быстро, с присущим детворе волчьим аппетитом, доел остатки похлёбки. Симон изъявил желание немного позаниматься с ним воинским искусством, — он, либо другие наёмники часто со скуки делились с Сирилом азами своего мастерства. Оба вышли во двор. Прибиравшаяся в доме Бидди, то и дело слышала громкие, но добрые ругательства учителя сына и с радостью думала о том, что сын сможет постоять за себя.
Развесив бельё, Бригитта прислушалась: ругательства во дворе стихли. Наверное, Симон увёл куда-то Сирила. Лишь бы не в харчевню! Нет, мальчик, конечно, должен быть мужчиной, не чураться эля, но в этих харчевнях разгуливают женщины, способные заразить её Сирила дурной болезнью, от которой проваливается нос. Да и не только в этом беда: всем известно, что не случается и вечера, чтобы там не было поножовщины.
Накинув пелисон на дешёвом меху, Бидди пошла к соседке, спросить, не видела ли она Сирила. С ехидной улыбкой Долорес подтвердила её худшие опасения:
— Как же, видела я его! Вместе с Рыжей бородой пошёл пропустить кружечку в «Весёлом монахе». Там теперь новая рыжая стерва завелась, так что скоро домой не жди.
— Так ведь он ещё мал! — возмутилась Бригитта. — Ты ему чужие грехи не приписывай!
— Ой, ой, кто бы говорил! Нашлась цаца! Какова мать — таков и сын. — Долорес захлопнула дверь перед её носом.
Чёртова баба (прости, Господи!), так бы и плюнула ей в рожу! Ничего не понимает и лезет со своей ханжеской добродетелью! Она, Бидди, любит баннерета и не скрывает этого, а такие, как Долорес, тайком изменяют мужьям с кем попало, а после кичатся своей мнимой честностью. |