— Лучше я в волосы вплету, — рассмеялась Джуди.

— Этого ещё не хватало! — всплеснула руками кухарка. — Столько воров кругом — а ты деньги в волосы вплетать собралась! Если припрятать решила, в правый чулок положи — так надёжнее будет.

Со двора послышался радостный крик Сирила:

— Жених, жених приехал!

— Тащи сюда горшок, Нетти! — деловито приказала Элсбет. — Да не жалей, самый большой принеси.

— Не ходи, Нетти, — остановила её невеста, — я обо всём позаботилась. Он там, под скамейкой.

Приготовив кусок пирога и несколько мелких монет для старика Кудберта, — она как невеста должна была облагодетельствовать самого бедного человека в деревне — Джуди вышла во двор. Там собралась замковая прислуга и её многочисленная родня в яркой праздничной одежде, извлечённой по случаю из пыльных сундуков. Рут красовалась в новой, ещё пахнущей лавкой котте. По неуклюжим попыткам некоторых родственников скрыть недостатки кроя при помощи поясов и на скорую руку подшитых подолов, нетрудно было догадаться, что зачастую размеры родителей и детей не совпадали.

Под ноги апатичному мерину жениха, жующему украшенную лентами ветку, опрометчиво оставленную в непосредственной близости от его морды, кинули заранее приготовленный горшок; конь, как и положено, разбил его, переступив с одной ноги на другую. Элсбет пересчитала черепки и радостно сообщила, что молодые будут счастливы.

Метью подобрал поводья и, насвистывая, помог невесте и дочурке сесть в телегу. Убедившись, что те удобно устроились и платье невесты ни за что не зацепилось, он взял мерина под уздцы и вывел его на улицу.

Праздничная процессия, собравшаяся возле дома тётки Джуди, медленно двинулась к церкви. Впереди — жених, за ним, в телеге, устланной соломой, защищавшей от сглаза, — невеста с дочкой, за повозкой степенно шагал её дядя с семейством, а за ними — гурьбой, безо всякого порядка, остальная родня, замковая прислуга и местные музыканты, пугавшие тамбуринами ворон.

После церкви молодые зашли в кабачок, который держал брат Элсбет, где решено было, вопреки традициям, отпраздновать свадьбу: в покосившийся домишко дяди Джуди нельзя было зайти без боязни, что тебе на голову что-нибудь упадёт.

Веселились на деньги жениха, умело обчистившего хозяйские карманы. В прочем, сделать это было не так уж трудно — когда денег стало много, Леменор частенько забывал их пересчитывать. Угощением было отменным, таким, что придти и выпить за здоровье молодых не погнушался даже священник.

На следующий день немногочисленные пожитки Джуди погрузили на телегу, чтобы потом, уже после бракосочетания баронессы Уоршел, перевезти в дом мужа. Везти их, как и полагалось, должны были её друзья и родственники.

Баронесса выходила замуж в субботу следующую за днем Усекновения главы Иоанна Крестителя. День был погожий; по земле скользили причудливые тени, отбрасываемые неспешно плывущими по небу облаками. Солнце попеременно освещало то одни, то другие полосы полей, играло в налившихся силой колосьях, щекотало верхушки деревьев.

По обычаю вести дочь под венец должен был отец, но он покоился в могиле, поэтому его место занял сэр Дэниел Уилмор. Гостей было немного, в основном родственники, и по двое свидетелей со стороны жениха и невесты.

Джуди, гордая тем, что в такой день ей разрешили сопровождать госпожу, ехала рядом с виновницей торжества, за всю дорогу не проронившей ни слова. На голове у «госпожи конюшей» был новенький белый чепец, с шеи свисало монисто — подарок баронессы на свадьбу.

Возле бресдокской церкви их ждали жених и его друзья.

Сэр Уилмор торжественно провёл Жанну в церковный притвор. Баронесса шла, опустив глаза, стараясь окончательно очистить свою душу и сердце от призраков прошлого.