– Вы, кажется, удивлены, мисс Финкастль! – проговорил обладатель кредиток, весело хохоча.

– Удивлена! – откликнулась эхом женщина, закусывая губу. – Мистер Торольд, когда я, как журналистка, приняла ваше приглашение, я не предполагала, что будет такой конец. Никак не предполагала.

Она пыталась говорить спокойно и бесстрастно, основываясь на том, что журналист – существо бесполое, но, вопреки всяким теориям, женщина в ней дала себя знать.

– Если, к великому моему сожалению, мне пришлось взволновать вас, то… – Торольд вскинул руки кверху, изображая отчаяние.

– Взволновать – слово неподходящее, – ответила мисс Финкастль, нервно смеясь. – Могу я присесть? Благодарю вас. Давайте припомним все по порядку. Вы являетесь в Англию, откуда не знаю, в качестве сына и наследника покойного Торольда, нью-йоркского коммерсанта, оставившего после своей смерти шесть миллионов долларов. Становится известным, что во время вашего пребывания весной в Алжире вы останавливались в отеле «Святой Джэмс», бывшем в апреле месяце местом приключения, хорошо известного английской читающей публике под именем «алжирской тайны». Редактор нашей газеты ввиду этого предлагает мне проинтервьюировать вас. Я интервьюирую. Первое, что мне удается обнаружить, это то, что несмотря на свое американское происхождение, вы говорите по-английски без всякого акцента. Объясняете это вы тем, что с раннего детства жили с матерью в Европе.

– Надеюсь, вы не сомневаетесь в том, что я действительно Сесиль Торольд? – перебил молодой человек.

Лица собеседников почти соприкасались.

– Конечно, нет. Я лишь восстанавливаю все в последовательном порядке. Продолжаю. Я интервьюирую вас относительно «алжирской тайны» и узнаю новые подробности. Вы угощаете меня чаем и своими взглядами, и мои вопросы становятся более частного характера. Наконец, исключительно в интересах нашей газеты, я спрашиваю вас, как вы проводите свое свободное время. На это вы неожиданно отвечаете: «Свободное время? Приходите сегодня вечером ко мне отобедать совершенно запросто, и вы увидите, чем я забавляюсь». Прихожу. Обедаю. Меня прячут за ширмы и предлагают слушать, и… и… миллионер оказывается самым обыкновенным шантажистом.

– Вы должны понять, моя дорогая…

– Я все понимаю, мистер Торольд, за исключением моего приглашения.

– Каприз! – воскликнул живо Торольд. – Причуда! Возможно, старое как мир, стремление покрасоваться перед женщиной.

Журналистка попыталась улыбнуться, но какая-то тень, набежавшая на ее лицо, заставила Торольда броситься к шкафчику.

– Выпейте, – произнес он, возвращаясь со стаканом.

– Мне ничего не нужно. – Голос мисс Финкастль снизился до шепота.

– Умоляю вас!

Мисс Финкастль выпила и закашлялась.

– Зачем вы это сделали? – печально произнесла она, смотря на кредитные билеты.

– Неужели вы действительно жалеете мистера Брюса Бауринга? Ведь он лишился того, что украл. А те, у кого он украл, в свою очередь, украли сами. Биржевая толпа, сколь она ни разноплеменна, обуреваема извечным инстинктом, только им. Допустим, что я не вмешался бы. От этого никто бы ничего не выиграл, исключая Бауринга, в то время как…

– Вы намерены вернуть эти деньги акционерному обществу? – поспешила спросить мисс Финкастль.

– Ничего подобного. Горнопромышленное общество не заслужило их. Не следует думать, что акционеры – безгласные бараны, которых можно стричь до бесчувствия. Они знали, на что шли. Им хотелось сорвать. Помимо того, я не смогу вернуть этих денег, чтобы не выдать себя.