«Не тревожься, любимый. Я жду тебя. Вечно. Будь сильным и знай: ты сильнее, чем думаешь. Думай…»

И тут иной голос прозвенел в уме, более резкий, полный яда: — Она ничего не знает. Она лжет тебе.

Фаэд.

— Да, братец, тебе от меня не скрыться. Твои руки все еще горят. Все еще чувствуют жар моего горла. Мои выпученные глаза смотрят на тебя, они вбиты словно гвозди в твою душу, да? Железные острия медленно проникают в твои собственные глаза — такой холод, такая боль — тебе никогда не вытащить их, никогда не найти спасения.

«Я отрицаю свою вину? Я когда-либо пытался отказаться от истины?»

— Это не мужество, братец. Это отчаяние. Жалкая сдача. Помнишь Вифала? Как он взял на себя то, что должен был сделать ты? Он схватил меня словно куклу — да, впечатляющая сила! Воспоминания греют меня, Нимандер. — Она захохотала. — Вифал, да, он знал что делать, потому что ты не оставил ему выбора. Потому что ты провалился. Ты так слаб, что не смог убить сестру. Я видела это в глазах, о да, в последний миг!

Похоже, Нимандер издал какой-то звук: Скиньтик повернулся, поднял брови.

Нимандер покачал головой.

Они шли между деревьями с мягкой светлой корой по толстому слою опада, переступали корни. Пестрый свет, иногда шум вспугнутой белки, треск сучка в кронах. Листья шептали — да, и только — то… шепот листьев и разыгравшееся воображение…

Фаэд фыркнула: — Иногда хорошо быть плохим. Иногда темная страсть пылает словно щепки сухого дерева. Иногда, любимый, мы находим удовольствие в чужой боли. Вспомни ту поэтессу, Нимандер! Из Харкенаса! Андарист неохотно говорил о ней, но я нашла в Старых Свитках все ее сочинения. «Кончиками пальцев всех ты подчинишь». Ах! она знала! Они все боялись ее, и не произносят ее имени, запретного имени, но я узнала… и…

«Нет!»

Руки Нимандера сжались, словно вновь сокрушая горло Фаэд. Он видел ее глаза, да, выпученные, огромные, готовые лопнуть. В душе он снова выдавливал из нее жизнь.

Из листьев донесся шепот темного удовольствия.

Внезапно похолодев, устрашившись, Нимандер расслышал понимающий смешок Фаэд.

— Ты выглядишь больным, — сказал Скиньтик. — Не пора ли остановиться?

Нимандер покачал головой — Нет. Пусть нетерпение Скола влачит нас вперед, Скиньтик. Чем скорее мы закончим… — Он не договорил, не желая полностью формулировать мысль.

— Смотрите вперед, — призвала Десра. — Скол дошел до края леса, и нам недалеко осталось.

Ее нетерпение было всего лишь мутным, искаженным подражанием страсти Скола. Так она очаровывает мужчин — посылая им их же отражения, обещая изменчивую себя словно приз, драгоценный дар. Питая нарциссическую самовлюбленность. Она кажется способной похищать сердца без всяких затруднений… но Нимандер подозревал, что Скол слишком сильно одержим собой, слишком защищен, чтобы пасть жертвой ее приступа. Он не допустит ее к уязвимым местам. Нет, он попросту использует ее, как она использует мужчин. Это породит самую ядовитую обиду.

Нимандеру не хотелось предупреждать Скола. «Оставим им двоим игры и грядущие раны».

— Да, оставим их, братец. У нас ведь свои игры…

«Могу ли я как-то придушить тебя, сестра?»

— Если будешь так любезен.

Просека расширилась, выведя их реке или ручью. Поля на другой стороне были засажены рядами странных растений с широкими пурпурными листьями. Пугала на крестах торчали столь часто, что казались шеренгами солдат. Неподвижные фигуры в лохмотьях были расположены в нескольких шагах друг от друга. Они почему-то наводили дрожь.