Мрак тоже умеет рассказывать, мудро подмигивая. Мы в самой сердцевине!

Ночь, наложение теней, на редкость неинтересное пятно, могущее привлечь внимание разве что скучающей кошки на гребне крыши особняка — янтарные глаза следят за тенью, сдвинувшейся с места прежнего нахождения. Блудная тень ползет вперед, через двор к более густым теням стены имения… Присев на корточки, Торвальд Ном огляделся, заметив голову кошки и проклятые ее глаза. Он бросился к углу и снова замер. Уже можно слышать разговор двоих охранников, спорящих о чем-то; голос, полный подозрений и готовых сорваться обвинений, обращается к голосу обидчиво отрицающему.

— …проклятие, Дорут, я тебе не верю!

— Почему бы, Милок? Я давал тебе повод? Нет…

— Худа тебе нет! Первая моя жена…

— Проходу мне не давала, клянусь! Наскакивала как на крысу…

— Крысу! Это верно.

— Никогда не оставляла одного! Милок, она меня буквально изнасиловала!

— В первый раз! Помню, она сама рассказала, и глаза так блестели…

— И у тебя поднялся как черный жезл самого Худа…

— Не твое дело, Дорут…

Тут что-то прижалось к ноге Торвальда. Кошка, урчащая как ручей по гальке, выгнувшая спину и поднявшая хвост. Он поднял ногу, занес над тварью — но заколебался, поставил обратно. Если подумать, кошачьи глаза и уши окажутся благом, ради сладкого поцелуя Апсалар! Если она решится пойти за ним, разумеется.

Торвальд осмотрел стены, карнизы, завитки метопов и полоски ложных пилонов. Утер пот с ладоней, посыпал их пылью, начал карабкаться.

Добравшись до первого подоконника, залез на него и присел. Да, это не очень мудро — но падение его не убьет, даже плечо не вывихнет. Затем вытащил кинжал, осторожно просунув между ставней и отыскав защелку. Кошка прыгнула следом, чуть не сбив его — Торвальд едва не упал, но сумел восстановить равновесие. Неслышно выругавшись, продолжил открывать защелку.

— …все еще тебя любит, понял?

— … что…

— Любит. Она любит разнообразие. Говорю тебе, Милок, твою последнюю завоевать нелегко… было…

— Клянешься!?

— Ты мне самый старый и лучший друг. Больше никаких секретов! Когда я клянусь, значит, говорю правду. У нее большой аппетит, так что проблем нет. Я не лучше тебя, просто другой. Вот и все.

— Сколько раз в неделю? Скажи, Дорут?

— О, каждый второй день или…

— Но я тоже через день!

— Четные и нечетные. Я ж говорю — аппетит.

— А я…

— … после смены пойдем пить….

— Да. И сравним впечатления.

— Мне нравится, ха! Эй, Милок…

— Да?

— Сколько твоей дочке?

Защелка звякнула, освобождая ставни; одновременно меч свистнул, вылетая из ножен, и у ворот под аккомпанемент диких воплей пошла схватка.

— Шутка! Честно! Просто пошутил, Милок…

Голоса теперь доносились от фасада; Торвальд вставил кинжал между свинцовых створок и открыл окно. Торопливо шагнул в темную комнату. Во дворе забухали сапоги, от главных ворот донеслись новые вопли. Зазвенел разбитый фонарь, полетел на мостовую чей-то меч.

Торвальд быстро закрыл ставни и окно.

Сзади зловеще заурчали, мягкая челюсть уперлась в колено. Он протянул к кошке руку — пальцы уже скрючились… но снова передумал. Проявить уважение к проклятой твари, да — когда она услышит то, что нельзя услышать и увидит то, что нельзя увидеть…

Повернувшись на корточках, он принялся изучать комнату.