— Выдать-то он выдал, но доверенность действовала, пока я был штатным сотрудником. Но ведь твой отец меня уволил. Догадайся, кто меня заменил…

— Но разве мы не можем оспорить… — начала Флоренс.

— Ничего не выйдет, — перебил ее Уилсон. — Даже если мы вернем мне мои полномочия в рамках этой доверенности, твои сестры снова уволят меня через минуту после того, как совет директоров утвердит их положение в компании.

— Боже мой, такое впечатление, что они и осуществили этот переворот.

— Это просто невероятно! Никто не понимал суть власти лучше твоего отца. В течение сорока лет он сумел открыть свои представительства на всех континентах, и по крайней мере в последние двадцать ему было по силам выпятить, или придумать, или замять любую новость, заполучить любого мирового лидера, кого ему хотелось, повлиять на исход выборов и уничтожать своих врагов. И вот в один прекрасный день он проснулся, и ему, видите ли, захотелось поиграть в бирюльки вместо того, чтобы заниматься реальными вещами. Я был поражен: раньше его никогда не впечатляла подобная ерунда, но что бы ни лишило его чутья и зоркости, это не может служить оправданием его похищения и унижения и…

— И чего еще?

— Сам не знаю. Я не знаю, на что они способны, но я знаю, что никогда не видел твоего отца настолько напуганным, как в тот день в Хемпстеде. У него развилась паническая атака. Его пугало небо, его пугал свет, похоже, с ним случился приступ агорафобии — и это человек, который купил ранчо в Нью-Мексико площадью в миллион акров, потому что обожал смотреть на бескрайнее небо!

— Я себя чувствую так, словно меня среди ночи разбудила пожарная тревога, — произнесла Флоренс, — так, словно вся моя жизнь с Бенджамином была дорогой фантазией, которая увлекла меня, а тем временем мои сестры тайком присвоили себе «Траст» и похитили отца.

— Возможно, тебе пришла пора надеть доспехи Данбара!

— О, уж поверьте, они на мне, и я их не сниму, пока не освобожу его!

— В сложившейся ситуации я усматриваю одно слабое звено и одну очень маленькую возможность. Слабое звено — это Марк. У него сохранились остатки совести, но самое главное — он люто ненавидит Эбигейл. И он, возможно, готов рассказать любимой свояченице много такого, чего он никогда не расскажет бывшему адвокату главы семьи.

— Забудьте! Я ему уже звонила, он слишком ее боится.

— И все же стоило бы посвятить пару часов на беседу с ним — просто послушать, что он тебе расскажет. Возможно, он не станет действовать против Эбби напрямую, но я знаю: он в полном раздрае, и он может намекнуть тебе, как действовать.

— А что за маленькая возможность? — спросила Флоренс.

— Ты помнишь Джима Сейджа, пилота «Глобал-один»?

— Конечно, он же учил меня пилотировать самолет.

— Если они воспользовались лайнером, Джим должен знать, где они приземлились. Он, естественно, скажет тебе, только если ему не запретили это разглашать. Но они могли и не предусмотреть такой поворот. Отправляю тебе электронной почтой номер его мобильного.

— Ладно, позвоню ему после нашего разговора.

— Вечером я буду в Нью-Йорке. Я прилечу с Крисом. Генри всегда был заботливым крестным, и Крис хочет помочь. Через двадцать минут за нами прилетит гидроплан и заберет нас в Ванкувер. Пойду-ка соберу вещи — скоро уже надо быть на причале.

— Спасибо за все, Чарли. Вы же просто могли уйти на покой после того, как с вами обошлись…

— Об этом мне жена прожужжала все уши. Но я не готов остаток жизни сидеть на берегу, наб