Изменить размер шрифта - +
 — Эвон великий князь из Орды воротился без татар, так, по слухам, в Новгород послов отправил, новгородцев звать, да у тех, слава Богу, разума хватило в раздоры не встревать.

— О владимирском посольстве откуда прознал? — поднял брови Стодол.

— Из Ростова ветер принес. Послы князя Андрея в Ростове привал делали.

— Что же ты, Игнат, немедля князя не уведомил?

— Так о том вчерашнего дня только и прознал.

— Вчерашнего дня и гонца в Москву гнал бы. Ты посадник, должен догадываться, не оставляют великого князя мысли коварные.

— Подл князь Андрей, ох как подл, — согласился Сила. — И когда уймется?

— Он себя обиженным мнит, Переяславль, вишь, ему не достался, — почесал затылок посадник. — Как тот медведь: зверя дерет, на весь лес рык слышится.

Дальше разговор не складывался, и Сила засобирался домой, а посадник провел гостя в верхнюю горницу, куда меньше доносился гомон.

 

— …И никто не ведал, когда начался день и когда наступила ночь, — говорил сказитель.

Схватили его татары и пригнали в, Сарай на подсобные работы, строить ханский дворец. Темень окутала город и реку. Уставшие мастера хлебали жидкую кашу и слушали сказителя, а тот говорил нараспев:

— …И дым и огонь сжирали все… И звери разбегались в страхе невесть куда, а птицы не могли передохнуть и летали в небе, пока не падали замертво… От хохота и воя ордынского стыла в жилах кровь.

— Страхота-то какая-а, — выдохнул один из камнетесов.

— А когда они нас волокли в Сарай, аль не такое ли творилось? — спросил Саватий.

— Так-то так, — согласились мастеровые. — Ужли воли навек лишились?

Саватий кинул резко:

— Как кто, а я бегу. Лучше смерть от сабли татарина, нежели доля рабская.

Камнетесы замолчали надолго. Взошла луна, и в небе зажглись редкие звезды. Один из каменщиков спросил удивленно:

— Здесь и звезды не такие, как у нас. Эвон, крупные, а у нас небо словно просом усеяно.

— Ить верно приметил.

— В такую бы ночь да не на чужбине, а дома, с девкой на опушке миловаться.

Завздыхали. Кто-то закашлял надрывно, болезненно.

— Чего возалкал, забудь о том.

Вскорости караульные принялись загонять мастеровых в поруб, а Саватий, пока кашицу хлебал, по сторонам поглядывал, примерялся, коли бежать удастся, в какую сторону ему податься…

 

Редким гостем Олекса дома, все больше в дружине. То с поручением ушлют, то в карауле стоит либо в дозор ускачет. Да и мало ли еще какие заботы у княжьего воина.

Дарья попрекала:

— Что за муж, коли не токмо тело, образ забыла. Прежде хоть на ночевку появлялся, а ноне и спит чаще в дороге…

Марьюшка росла, уже первые шаги пробовала делать, Олекса посмеивался:

— Наша Марья скоро заневестится.

Но еще много воды унесет Москва-река и немало лет тому минет…

А в то самое время, когда в домике Дарьи и Олексы качалась в зыбке Марьюшка, в степной юрте мурзы Четы рос внук, и тоже Чета. Седьмую зиму встречал он. От лютых морозов с ветром укрывался теплыми овчинами, а весной с утра и до первых звезд проводил с табунщиками.

С высоты седла любовался Чета степью, пил ее чистый, настоянный на первых травах воздух и оттого рос здоровым и не знающим страха. Он мог с камчой в руке преследовать волчью стаю или нестись наперерез испуганному косяку.

Знал Чета — минет день, следующий будет подобен первому. И так до той поры, пока не станет он воином…

Все представлял себе маленький Чета: и как, занеся саблю, скачет на врага, и как горят покоренные города и молят о пощаде люди.

Быстрый переход