— А я изменилась, — Данута усмехнулась. — Жизнь заставила понять кое-что, но тогда для меня не существовало ничего, кроме моих друзей и желанной свободы. Кончилось всё тем, что я похитила у отца двадцать миллионов евро наличными, заказала себе и остальным паспорта, и мы поехали по миру. Отец, конечно, пришел в ярость и поклялся вернуть меня домой, а моим друзьям жестоко отомстить. Как видите, это ему удалось.

— А где же деньги? — спросил Алекс, внимательно слушавший этот рассказ.

— Какие деньги? — удивилась Данута.

— Двадцать миллионов — их так быстро потратить нельзя.

Данута хитро улыбнулась:

— В том то и дело, что большую часть я пожертвовала церкви. Родственник моего друга, убитого в Ханое, был большим человеком в Ватикане, я, правда, не знаю точно, кто он… не важно. Главное то, что за пятнадцать миллионов нам сделали новые биографии, дали новые имена и обеспечили защитой. Иначе было нельзя, а деньги, как известно, решают все. Вот так! Остальное — моё личное дело и вас это не касается. Как видите, сектой здесь и не пахнет. А по поводу всей этой суеты со мной могу еще только добавить, что я являюсь наследницей целой империи, так что внезапно появилось много людей, которые хотят на мне нажиться. Сейчас сведения обо мне покупаются и перепродаются, чтобы потом как можно дороже продать меня саму моему отцу. Моя вина — я всколыхнула это болото и не скоро оно успокоится. Вас же хочу предупредить, что моя защита была щедро оплачена и очень жаль, что многие люди оказались такими проходимцами.

— Понятно! — Джон с шумом выдохнул воздух. — Видно, кому-то не дали взятку, или дали не столько, сколько он хотел… а может быть, ваш отец дал больше. Так или иначе, вы правы Данута — деньги решают всё. Скажите, но вас не смущает, сколько вокруг предателей? Ведь вас предали те, к кому было доверие, предали легко и непринужденно.

Меня уже ничего не смущает. Я сделала то, что сделала, и в любом случае — эти полгода были лучшими в моей жизни.

Некоторое время Джон внимательно смотрел на неё, а затем, разведя руками, встал и вытащил из кармана компофон:

— Что же, каждому свое!

Глава одиннадцатая. Венгрия. IV

— Алло! — Джон сделал знак, чтобы остальные соблюдали тишину. — Это Джон Либрайт, сэр. Кому я могу сделать доклад? Ок, я подожду… Доброе утро, сэр… да, это я. Доброе, доброе, можете не сомневаться. Она у нас. Нет, всё как вы и говорили… нет, никто не пострадал. Женщина? Она в отеле, связанная. Да, не очень-то и рыпалась… мы взяли её в ванной… ключи портье выдал, как он может отказать своей полиции?! Девушка вот прямо передо мной сидит, пьет кофе. Хорошая, хорошая, да. Ну что вы сэр, никто и пальцем не дотронется, она под нашей защитой… так… я понял, сэр. Фотографировать не надо? А, хорошо… во сколько? Это к нам приедут, а потом? Ок, будем готовы в десять. А кто привезет документы… а… это чтобы лишних не пустить. Ну мало ли кто, сэр, — всегда надо быть начеку! Да-да, я понял… ого! Это может произойти? А кто? Понятно, принимаем к сведению. Да сэр, я всё понял. Хорошо, отзвон каждые два часа. Понял, сэр! До свиданья!

Окончив разговор, Джон обвел всех присутствующих долгим взглядом, а затем, отойдя немного назад, прислонился спиной к кухонному шкафу и скрестил на груди руки:

— Всё слышали?

— А толку-то! — до этого молчавший, Фред, кашлянул и распрямился. — Говори начистоту, что случилось. Я так понял, это еще не всё?

— Они там, похоже, перестраховываются… или мы не всё знаем, — Джон еще раз посмотрел на Дануту.