Многочасовой семинар пролетел незаметно, словно один миг, и теперь Лев ехал на рейсовом автобусе, разглядывая улицы из окна. Наверное, Оттава — самый чистый город мира, ни в одной стране до этого момента он не видел таких блестящих тротуаров и оттёртых до зеркального свечения мраморных ступенек. Вероятно, под утро, когда уже в городе все давно спят крепким сном, мостовые моют с мылом щётками, чтобы улицы наутро сияли, как новенькие.

Странная страна, уже много лет назад она официально перешла на метрическую систему, но до сих пор большинство жителей измеряют расстояния в футах и милях. На всех рынках и рыночках товар взвешивается на фунты, а молоко и пиво продаётся пинтами и галлонами. Сначала Лев никак не мог к этому привыкнуть, а потом ему даже понравилось — где ещё, наряду с современной цивилизацией, сможешь ощутить себя хотя бы на несколько минут в позапрошлом столетии? В Оттаве канадские клёны соседствовали с белоствольными русскими берёзами, ручные чёрные белки, перебегая центральную площадь парламентского ансамбля, брали еду с ладошек посетителей, не страшась людей и не реагируя на гудки транспорта.

Автобус открыл двери на нужной остановке и, подождав, пока пассажиры выйдут, плавно двинулся дальше. Описание дома было достаточно точным, и Лев увидел его сразу же, как только спустился с подножки на заасфальтированный тротуар.

Видимо, в двухэтажном аккуратненьком домике с красной черепичной крышей было не так много квартир, потому что с фасада здания к нему прилепились только три небольших балкончика. Все они были маленькие, аккуратненькие, а сам домик напоминал лепную глиняную игрушку, разукрашенную в яркие цвета.

На звонок Льва квартиру открыла женщина лет пятидесяти, с мягкой улыбкой и тёплыми лучистыми глазами. В её внешности не было ничего такого, за что её можно было бы назвать красавицей. Чуть ниже среднего роста, с серыми внимательными глазами, худенькая, она, пожалуй, ничем бы не выделилась из толпы, но с первого взгляда Льву стало понятно, что нашёл в этой женщине его друг. От всего её облика веяло теплом, уютом и спокойствием; все её жесты были насквозь пропитаны необычайной женственностью — качеством, дорогим для любого настоящего мужчины.

— Здравствуйте, — кивнул головой он, — моя фамилия Вороновский, я звонил вам…

— Что же я держу вас на пороге, проходите, пожалуйста, мы вас очень ждали, — улыбнулась она, широко распахивая дверь. — Я пока что одна, вы извините, зятя задержали на работе, он будет чуть позже, а Кристина с Джейн отправились за свежими пирожными, здесь совсем недалеко, они вот-вот должны подойти. Проходите в комнату. Ничего, если вы побудете несколько минут в одиночестве? Я брошу заварку в чайник и составлю вам компанию.

Лев прошёл в гостиную, где заботливые руки Елены уже накрыли стол. На нём стояли чашки с блюдцами, сахарница, похожая на отъевшегося зелёного лягушонка, салфетки и ещё несколько пузатых баночек, судя по всему, с вареньем или конфитюром.

Обстановка комнаты была небогатая, но очень милая. Диван, два мягких кресла, одно из которых стояло в углу, рядом со столиком. Огромный рыжий в мелкую сборочку абажур торшера нависал почти над креслом, наверное, хозяйка вечерами занималась здесь каким-нибудь рукоделием.

Вездесущий раздвижной полированный стол был накрыт изящной вышитой скатертью ручной работы, занавески с самодельными подхватами обрамляли чистенькое окошко с цветочными горшками на подоконнике.

На полке секретера стояло несколько рамок с забранными под стекло фотографиями. На каждой из них был Натаныч. Лев взял в руки одну из них и всмотрелся внимательнее в лицо друга.

В простой клетчатой рубашке, с засученными по локоть рукавами, Латунский держал высоко над головой заливающуюся от смеха маленькую девочку.