Прошло еще две недели. Молодая женщина плохо помнила, что произошло за это время. Она жила как во сне. В дурном сне. Механически обслуживала посетителей, готовила еду, размещала вновь прибывших по комнатам…

Дороти понимала, что с сестрой творится неладное, пыталась поддержать ее как могла. Если бы не это, все могло бы быть гораздо хуже.

Филиппа постоянно вспоминала, какую глупость совершила, заведя роман с Алфредом. Ведь первое, что он сделал, – потребовал, чтобы Ребекку отдали в интернат. Он заявил, что будет встречаться с Филиппой только на таких условиях. Ему нужна была красивая свободная женщина, не обремененная ребенком. Как хорошо, что она нашла в себе силы разорвать отношения! И тут же попала в следующую ловушку, еще более хитрую. Что за невезение! Дни тянулись, беспросветные, безрадостные, пустые.

В конце второй недели все-таки произошло нечто, позволившее Филиппе выплыть из того моря тоски и безысходности, в которое она постепенно погружалась, не имея сил сопротивляться судьбе.

Ей позвонили из школы, где училась Ребекка. Учительница, Сара Милтон, попросила Филиппу приехать, но не стала уточнять зачем, сказала только, что с девочкой все в порядке. Несмотря на это, мать разнервничалась.

– Зачем я им понадобилась? – размышляла она вслух. – Может быть, все-таки что-то случилось?

– Ты всегда предполагаешь худшее, – прокомментировала Дороти.

– Нет. Ничего подобного!

– Да. После всего, что произошло между тобой и Говардом… Не могу сказать, что это были лучшие две недели в твоей жизни. Ты всегда все усложняешь!

– Ничего, я выживу, – криво усмехнулась Филиппа.

– И это все, что ты можешь сказать? А надо ли выживать? Может быть, лучше просто жить? И я уверена, что с Бекки все в порядке. Ну, может, упала или порезалась. Всякое бывает.

Нельзя сказать, чтобы слова сестры сильно успокоили Филиппу. Они не выходили у нее из головы, пока она вела машину, вписываясь в крутые повороты узеньких переулков недалеко от школы святой Терезы. Но Ребекке и раньше случалось упасть или порезаться, однако из-за этого не вызывают в школу родителей.

Терпеливо ожидая в учительской окончания уроков, Филиппа продолжала терзаться самыми ужасными догадками. Наконец учебное время закончилось, и в дверях появилась невысокая хрупкая женщина, учительница Ребекки.

– Добрый день, – приветствовала она гостью. – Выпьете со мной чашечку чаю?

– Нет, спасибо. – Нервы матери были слишком натянуты для спокойного чаепития. – Не могли бы вы объяснить мне, что случилось?

– Да, конечно. – Учительница села на стул и внимательно посмотрела на Филиппу. – Перейдем сразу к делу. Вы не замечали, что у Ребекки улучшилась речь?

– Что?! Нет, я ничего не знаю об этом! Она перестала заикаться?

– Практически да. Думаю, что девочка хотела сделать вам сюрприз или что-то в этом роде. Мне кажется, миссис Оуэн, ее болезнь вполне излечима. Лечащий врач Ребекки считает, что вам следует обратиться к детскому психологу. Заикание – это последствия шока, вызванного аварией, оно не имеет физиологических причин. Девочка просто подсознательно не хотела говорить нормально. Но теперь, наверное, все нормализуется, и она почувствует себя совершенно здоровой.

Как странно, думала Филиппа, проезжая очередной перекресток на пути к дому. Школьный врач сказал то же самое, что и Говард когда-то. И именно он немало содействовал выздоровлению Ребекки, как теперь стало ясно. Вот почему только дочь ничего не сказала ей?

– Ты не хотела меня слушать, – внезапно раздался прерывающийся голос девочки.