Евгения резко села на кровати. Внезапно она все вспомнила и пришла в ужас.

— Я... сделала это! — пробормотала она, поднеся руку ко рту.

— Да уж, сделали, мисс, — подтвердила служанка. — Что я скажу Грэгору, а? Я обещала, что буду... сделаю, что он попросил... но это ведь не моя вина, что вы потеряли голову после нескольких бокалов шампанского!

Глаза Евгении обожгли слезы.

— Так я что, потеряла голову? — пробормотала она. — О Боже!

Все происшедшее накануне навалилось на нее огромной черной тучей. Она обессиленно откинулась на подушку.

— Сами виноваты! — пеняла ей Бриджит с бесконечной горечью. — Вам теперь и расхлебывать!

«Сама виновата, самой теперь и расхлебывать».

Целый день эта фраза эхом отдавалась в голове Евгении. Когда ближе к вечеру приехал маркиз, она сказалась больной, предпочтя не встречаться с ним, пока не сможет осознать случившегося.

Девушка никак не могла поверить, что после своего яростного сопротивления она поддалась уговорам матери и уступила желанию маркиза! И произошло это именно тогда, когда он, казалось, перестал наконец добиваться своей цели.

«Во всем виновата леди Уоллинг, — решила девушка. — Если бы она не принялась так откровенно завлекать маркиза, я бы никогда не польстилась на него!»

Увы, это было жалким оправданием даже в глазах самой Евгении, но она не желала глубоко анализировать свой поступок. Дело сделано. Она обручена. Евгения была не настолько бесчестна, чтобы изменить данному слову.

Вероятно, она теперь обязана запретить себе думать о Грэгоре. Отныне он займет в ее душе место большой, но утраченной романтической любви, останется тайной, которая будет навечно сокрыта в ее сердце. Евгения не смела признаться себе, что находит в этой идее некую особую прелесть. Правда, горечь, с которой Бриджит говорила о Грэгоре, несколько озадачила ее. В конце концов, Евгения решила, что служанка, по-видимому, сама немного влюблена в художника и слегка оскорбилась за его поражение.

Конечно же, миссис Давдейл была вне себя от восторга — так же, впрочем, как и тетя Клорис.

Сидя у кровати Евгении, они с удовольствием строили планы относительно ее свадьбы, которая состоится в Бакбери вскоре после Нового года.

К следующему дню Евгения собралась с силами и была готова принять как неизбежное последствия своего поступка. Она решила, что долг и благодарность должны стать основными принципами ее отношения к маркизу. Все мысли о романтической любви следует искоренить из сердца.

Маркиз снова приехал с визитом. Когда Евгения вошла в комнату, глаза его вспыхнули. Девушка позволила ему поцеловать руку, потом, потупившись, опустилась на диван.

Миссис Давдейл, которая без колебаний отпускала Евгению кататься наедине с маркизом, когда они еще не были помолвлены, вдруг решила, что теперь, когда ее дочь обручена, ей следует повсюду ее сопровождать.

Евгения была благодарна матери за такую внезапную щепетильность в вопросах правил приличия, поскольку это означало, что они с маркизом не будут оставаться наедине. Она не хотела повторения мимолетной близости, которая случилась в ту ночь на балу, памятуя о коротком миге, когда губы маркиза приникли к ее рту, как только она оказалась в его объятиях. Помнила она и о том, как осторожно он убрал непослушный локон с ее лба и галантно повел ее назад в бальную залу. Девушка не обратила особого внимания на те слова, которые он произнес, когда она вверила ему свое будущее: «Дорогая, как долго я ждал этого!»

Очень скоро она всецело будет принадлежать маркизу, но удастся ли ей отстраниться от мыслей о Грэгоре, не вспоминать его спутанные волосы и бесстрастное лицо?

Евгения была уверена, что Бриджит сообщила Грэгору о помолвке. Но от него не приходило никаких вестей — ни предостережений, ни страстных сожалений.