Не было ни слова сказано и о портрете, который писал Грэгор. Евгения видела, что он, завернутый

в холст, стоит на подставке в кабинете маркиза, но не осмеливалась попросить показать ей портрет, а маркиз не предлагал.

Постепенно Евгению начала тяготить такая жизнь. У нее даже не было возможности отвлечься на какие-либо светские мероприятия, поскольку маркиз не принимал приглашений на званые обеды у соседей.

Однако у себя он все же принимал посетителей. Самым частым гостем в Бакбери была леди Уоллинг. Вскоре она стала каждый день приезжать к чаю.

Евгения должна была присутствовать и исполнять обязанности хозяйки. Она наливала чай, предлагала сэндвичи, слабо улыбалась и вежливо выслушивала болтовню леди Уоллинг.

Как она ни старалась, но с каждым визитом леди Уоллинг раздражала ее все больше. Вскоре она стала подозревать, что леди Уоллинг в курсе их отношений с маркизом.

— Ходят слухи, что у вас нет никакой жены, милорд, — сказала она однажды за чашкой чая, невинно хлопая глазами. — Вы действительно прячете ее ото всех. В обществе подумают, что вы ее стыдитесь!

— Пусть думают, что им заблагорассудится, — пожал плечами маркиз. — Мы с женой не питаем интереса к светской жизни.

— Тогда мне особенно льстит, что вы принимаете меня в своем семейном кругу, милорд. Я этому очень рада, потому что уже привыкла наслаждаться вашим гостеприимством, выезжая на прогулки верхом.

Евгения не могла больше сдерживаться.

— Да вы, леди Уоллинг, кажется, привыкли считать нас настоящей чайной лавкой.

Маркиз вдруг замер в своем кресле, а леди Уоллинг заметно оскорбилась.

— Может, я и не самый желанный гость для вас, миледи, — прошипела она, — но в других домах меня принимают с удовольствием.

Евгения покраснела. Может, леди Уоллинг всего лишь имела в виду, что она действительно желанный гость в других домах округи. А может, давала понять Евгении, что ее посещения Бакбери желанны прежде всего для маркиза и не столь важно, что при этом думает его жена.

Подозрения Евгении по поводу леди Уоллинг ежедневно подогревала Бриджит, которая не упускала возможности подчеркнуть, что гостья слишком зачастила в их дом.

В тот самый день, когда Евгения, взволнованная состоявшимся в гостиной разговором, вернулась в свою комнату, Бриджит посмотрела на хозяйку таким взглядом, каким повар оценивает, достаточно ли курица жирна, чтобы ее зарезать.

— С вами все в порядке, миледи? — осторожно спросила она.

— Нет. Не в порядке. Этот дом становится для меня тюрьмой! Как бы я хотела отсюда вырваться!

Бриджит глубоко вздохнула.

— Почему бы нам с вами не прокатиться в «Парагон», миледи? — неожиданно предложила она. — Вам всегда было там хорошо и спокойно.

— «Парагон»? — равнодушно повторила Евгения. — Хорошо. Почему бы и нет? Там всегда было просто божественно.

— Конечно, божественно, миледи. Отдохните, пока я соберу все необходимое...

Евгения подняла голову.

— Необходимое?

— Немного еды, если мы вдруг проголодаемся, фонарь, если вдруг задержимся и придется ехать назад в темноте. И мне нужно сказать... чтобы запрягли двуколку.

— Да, — подумав, согласилась Евгения, — займись всем этим, Бриджит, и поедем. Я уверена, мне действительно станет лучше в «Парагоне».

Спустя полчаса они вдвоем отправились в путь.

Странно, но у Евгении действительно резко улучшилось настроение, когда вдали показался «Парагон». Конечно, дом выглядел слегка заброшенным — он был закрыт, пока мать путешествовала. Но он по-прежнему олицетворял самые счастливые моменты в ее жизни.