Армейцы тоже не раз пытались
воевать с «монолитовцами», однако Зона далеко не полигон для учений, и войска несли буквально катастрофические потери еще до вступления в огневой
контакт. «Монолит» был неистребим… да, он не раз слабел, иногда почти исчезал, и, когда уже все думали, что вот оно, наконец-то прибрала Зона
фанатиков, на границе Красного Леса, Темной долины и даже по северному краю Янтаря появлялись группы бойцов в серых комбинезонах. Отлично
вооруженные, беспощадные, совершенно бесстрашные воины с ясными, чистыми глазами и счастливыми улыбками, они не видели разницы между «долговцем»,
«фрименом» или вольным бродягой: всех нас «монолитовцы» называли одинаково — «неверные». А любой «неверный», понятное дело, подлежал немедленному
уничтожению, за исключением тех только случаев, когда сам становился фанатиком. Кто занимается снабжением группировки, и, надо сказать, отменным
снабжением, по каким каналам «Монолит» исправно получает отличное оружие, боеприпасы, консервы, и кому, наконец, это выгодно, не знали даже те люди,
которым положено все знать по долгу службы. Мало того, спецы, начинающие докапываться до истины, очень странно умирали или уже никогда не могли
вернуться к работе — инсульт, сердечный приступ, шизофрения или просто превращение в слюнявый овощ случались с ними настолько часто, что о простых
совпадениях речь идти не могла. Трофейные автоматы самых различных моделей, тяжелое вооружение, пулеметы, зенитные комплексы всегда отличались
отменным качеством и полным отсутствием маркировки — выпущены они могли быть где угодно. Допросить пленного «монолитовца» еще ни у кого не выходило
— одни разбивали голову о стену, другие откусывали себе язык, умирая от шока и кровопотери, третьи умудрялись усилием воли остановить сердце. Вот и
ограничивались все знания не то о группировке, не то о военизированной секте парой слухов, в которых и фигурировало загадочное «О-сознание».
— Зона, как вы, наверно, знаете, началась не в две тысячи шестом году, когда случился Первый Выброс, а значительно раньше. — Прохоров кивнул, снова
взял карандаш и начал рядом со своими схемами выводить контуры кристалла. — И в немалой степени возникновению Зоны поспособствовала наша группа.
Именно мы выпустили джинна, не зная, к чему все это в конечном итоге приведет. Я не знаю, каким образом возникла Зона. Я не знаю, как устроен
Монолит, какие силы он задействует, хотя могу догадываться, какие именно. Но то, что именно наша работа привела к катастрофе, я уверен абсолютно.
Впрочем, все по порядку…
Прохоров закрыл глаза и опустил плечи. Огрызок карандаша сухо треснул в его пальцах, сломавшись пополам.
— Выслушайте
меня… просто… просто мне нужно это рассказать. Считайте это исповедью того человека, который во мне еще остался. Срок, отпущенный моему
человеческому сознанию, моей личности, всему тому, что осталось от профессора Прохорова, истекает уже очень скоро. А мне не хотелось бы уходить вот
так…
Я вдруг увидел, как в тусклом, мертвом взгляде Координатора промелькнуло что-то, похожее на обычную человеческую горечь. Однако это длилось
меньше секунды, после чего Прохоров выпрямился, поправил очки, откашлялся и заговорил:
— В тысяча девятьсот семьдесят втором году во время
разработки песчаного карьера был обнаружен объект невыясненной природы. Своей формой он был похож на гигантский монокристалл берилла, однако с
точностью опознать химический состав объекта не представлялось возможным — любые попытки взять часть вещества на анализ не увенчались успехом — даже
алмазные резцы не оставляли на нем царапин, ударные нагрузки тоже ни к чему не привели. |