|
То есть, о дармовой камре, кувшин с которой дымился в центре стола. — Какая нынче впечатлительная молодежь, — посетовал Джуффин. — Сперва сэр Мелифаро вышел, держась за сердце, теперь этот герой, того гляди, сознание потеряет. Вот мы в их годы, встретив знакомого — к примеру, в лоохи, украшенном отрубленными головами лесных оборотней — позволяли себе, разве что, поинтересоваться адресом его нового портного. — Каким вы, оказывается, были вежливым юношей, — удивился сэр Кофа. — Лично я в подобных случаях обычно говорил что-то вроде: «О, какой прекрасный наряд, я слышал, в Уриуланде в позапрошлом году все фермеры такое носили». Шеф укоризненно покачал головой. — И как только живы остались, с такими-то манерами. — Сам удивляюсь, — согласился Кофа. — Эй, сэр Макс, ты теперь так и будешь топтаться на пороге до вечера? Входи, не бойся. Я не стану насильственно кормить тебя кашей. — Зато меня вполне можно насильственно напоить камрой, — откликнулся я. — Сопротивляться буду вяло и очень недолго, вы меня знаете. — За этим — к начальству, — строго сказал Кофа. Ему явно было лень возиться с посудой. Зато наш шеф на диво трудолюбив. Жестом фокусника достал пустую кружку — не то из-за пазухи, не то просто из воздуха — и до краев наполнил ее камрой. — Здесь побывал еще и сэр Шурф, — сообщил он, протягивая мне вожделенную посудину. — И, воспользовавшись случаем, прочитал нам лекцию. В частности, рассказал, что в самом конце правления династии Клакков наряды, вроде Кофиного были в большой моде. Представляешь, все так одевались — и мужчины, и женщины, и Королевские придворные, и грузчики из Портового Квартала. Только у богатых погремушки были из драгоценных металлов, а у бедняков — тряпичные. Хотел бы я прогуляться по Ехо той эпохи! А ты? — Разве только в компании сэра Мелифаро. Чтобы помочь ему подобрать новый гардероб… Скажите честно, я вам очень помешал? — Да не то чтобы. Кофа тут рассказывает разные забавные вещи. Если хочешь, оставайся, послушаешь. Сэр Кофа сердито фыркнул. Из чего я заключил, что «забавные вещи» вряд ли относятся к числу одобряемых им явлений и событий. — He успели избавиться от Анавуайны, как в городе новая эпидемия, — проворчал он. — Считается, будто чужая глупость не заразна, но лично я всю жизнь думал иначе. И всякий раз, когда в трактире мне приносят кружку, вздрагиваю при мысли, что она недостаточно тщательно вымыта. Я не оценил его сарказм, потому что услышав слово «эпидемия», впал в состояние, близкое к панике. Конечно, тут же взял себя в руки, даже лицо более-менее сохранил. Но про себя лихорадочно думал: «Это он так шутит? Или действительно эпидемия? А я, как назло, не в форме. И что теперь делать?» — Прости, мальчик, — спохватился Кофа. — Я как-то не сообразил, что слово «эпидемия» еще долго будет… э-э-э… действовать тебе на нервы. И вставил его для красного словца. Я чуть не расплакался от облегчения, но вслух спокойно сказал: — Нервы — это ладно бы. Просто я же пока толком не знаю, какие у вас тут бывают болезни. И готов поверить всему, что услышу. От людей, чьи предки добровольно наряжались в лоохи, увешанные погремушками, можно ожидать чего угодно. Вот я и забеспокоился: вдруг местная глупость действительно заразна? И все мы теперь быстро и безболезненно станем дураками. |
