— Победили значит?

— Не совсем, война ещё больше года шла, враги наши себе союзников нашли и стали нас с занятых территорий выбивать, да только поздно было. И опять же мы отличились. Подрывники, то есть. Все рубежи минами напичкали, время у нас было и снабжение наладили. Так постарались, что и стрелять иной раз не требовалось. Идёт в атаку батальон, а добегает от силы десятка два, и то все раненые. Отбились мы тогда. Самое тяжёлое время было, когда на одном пятаке рубка была. Там место такое, если его занять, то фронт целый, а если потерять, то разрывается на две половины. Всё из-за сложностей с дорогами, там болото было. Короче, была там площадка, небольшая, в полмили диаметром, так она на моей памяти раз двадцать из рук в руки переходила, трупов навалено было выше человеческого роста, кровь землю пропитала на пару футов. После одной такой атаки, когда наших снова выбили, я раненый лежал под трупами товарищей и гранату в руках сжимал. У них была традиция всех, кто лежит, штыками протыкать для надёжности. Вот и думал, чтобы умереть не зря. Ещё мысль была, жаль, что подвиг мой никто не увидит. А они пошли штыками колоть, да только не дошли до меня. Наши эти позиции артиллерией накрыли, смешали всё с землёй, мясо и кости, ничего живого не осталось, только земля кровавая, из которой куски тел торчат и дым идёт, как из вулкана.

— А ты?

— Чёрт его знает. Плохо помню, швыряло меня туда-сюда, осколками рвало, но потом, когда наши подошли, я сам из земли выкопался и даже что-то говорить начал. Но я этого не помню. Меня сразу в госпиталь и к награде приставили. Говорили ещё, что, когда на носилках несли, в руке у меня та граната была, я её так сжал, что забрать не смогли, запал только вынули, чтобы не подорвался случайно.

— А чем наградили?

— Да вам эти награды ничего не скажут. До этого имел две медали за храбрость, две нашивки за ранение, значок штурмовика, его за десять атак давали, не всякий доживал. А за тот случай наградили Президентским крестом и даже пожизненную пенсию пообещали, хотя я калекой тогда и не стал.

— Так чем это закончилось?

— А ничем, пока я лечился, война закончилась, враги поражение признали, им по договору какой-то остров, самый ненужный оставили в виде подачки, чтобы лицо сохранить. Нас всех демобилизовали, но с документом, что в следующий раз снова подлежим призыву, нельзя, мол, такими ценными кадрами разбрасываться. Парни радовались, ехали домой с надеждой. Да только мало кто прижился на гражданке. Спивались, людей по пьянке убивали, дело-то нехитрое, если на войне сто раз так делал. А следом каторга или эшафот, тут уже на твои заслуги никто не глядел. Кто-то и просто от тоски и воспоминаний в петлю залез.

— А ты?

— А я с войны не вернулся, знал уже, что не ждёт никто, думал, что родителей повидаю, и обратно в армию. Мне там должность предложили, инструктором для сапёров. Жалованье неплохое, погоны офицерские обещали, как образование получу.

— Но?

— По дороге случилось кое-что, труп нашёл, убили человека в пьяной драке, так я тогда подумал. Следовало полицейскому приставу сообщить, да только кольцо у него на пальце было, вроде даже золотое. Позарился я на него, на войне с трофеями просто было, с трупа взять было не зазорно, ему ведь оно уже без надобности.