- Наш институт, - услышал он голос Даримы Тон и оглянулся. Она сидела опустив плечи. На "окно", или, как Зубцов сразу стал это называть про себя, на экран, не смотрела. Впрочем, она не взглянула и на него. Пожалуй, впервые за все время их знакомства не ответила на его улыбку улыбкой.

Он опять стал смотреть на экран. Дома были во много этажей, но вместе с тем вовсе не казались громоздкими. Вглядевшись, он понял, в чем дело. Город раскинулся у подножия гор! Их вершины белели от снега. Но что за горы могут быть в этом краю? Уж настолько-то Зубцов географию знал!

Дома приближались. Наконец почти весь экран заполнил угол всего лишь одного здания. Оно было из белого шероховатого камня. От его подножия начиналась травяная полоса, далее переходившая в песчаный пляж. Запах водорослей и грохот прибоя ворвались в вагончик. Он вздрагивал от ударов накатывающихся на берег волн. Черноволосый широкоплечий парень в серых спортивных брюках и голубой рубахе (ее перламутровый воротник был так огромен, что его концы крыльями лежали на плечах) удалялся от берега, как по тверди ступая по водной поверхности. Время от времени он оборачивался и прощально махал рукой.

Стена здания надвинулась на экран. Теперь его занимал простор ярко освещенного зала, стены, потолок и пол которого имели вид исполинских пчелиных сот. Все тот же парень в голубой рубахе и спортивных брюках, свободно раскинув руки, птицей летал вдоль стен. Иногда он вдруг застывал над отдельными ячейками, всматриваясь в них, что-то там делал и вновь продолжал свое легкое, неслышное передвижение.

- Экспериментальная камера, - слышал он между тем голос Даримы Тон. - Летающий парень - Год Вестник, сотрудник института, чемпион мира по самбо и каратэ.

Зубцов почувствовал себя задетым. Кто он ей, этот Год Вестник? Жених? Муж? Самбо и каратэ! Хвастается! Нашла момент!..

Экран погас.

Зубцов обернулся. Дарима Тон продолжала сидеть все с тем же задумчиво-отрешенным выражением на лице. "Может, она и мысли мои читает? - подумал он. - Но я же о ней худого - ни сном ни духом. Наоборот!.."

- Погоди, но откуда здесь горы? - спросил он, указывая на пленку, висящую на стенке вагончика.

- Работа инженерных геологов, - ровно, как-то даже безжизненно отозвалась она, не меняя позы. - Ради улучшения климата. К тому же, если город у гор, жить в нем приятней.

Он продолжал:

- Но почему я тебя-то в этом кино ни разу не видел? Не снимали?

- Это всего лишь то, что я вспоминаю. - Голос ее потеплел. - Ты просил рассказать про институт, про его окрестности. А саму себя мне трудно представить. И всегда это разочаровывает.

Дарима Тон опять улыбнулась, но по всему ее виду Зубцов понимал, что она чем-то очень огорчена и думает совсем не о том, о чем говорит. И он тоже вдруг огорчился, будто был виноват, и, заглушая в себе это чувство, панибратски сказал:

- Спасибо. И привет тому парню. Пусть живет и не кашляет. А если надо что-нибудь сообщить нашим ученым, так что же? Через недельку буду в поселке. Хочешь, специально поеду в Москву. Денег, думаешь, нет? Навалом! Мы же нефтяники! - Он протянул ей свою тетрадь. - Пиши.

Она взяла тетрадь, не раскрыв, положила рядом с собой, благодарно кивнула ему:

- Все гораздо сложнее.

- Эх ты! Не веришь?

- Верю. Но все это гораздо сложнее. Надо подумать.

- Над чем?

Она пожала плечами:

- В первую очередь над тем, почему до моего вылета там, у нас, ничего не было известно об остановке в вашем времени.

- Милая! Как это могло тогда быть известно?

- Но ведь, если такая остановка когда-то случилась, до нашего времени должны были дойти отзвуки этого посещения. Скажем, в виде находок историков науки, не объяснимых ничем другим, как только визитом из будущего. А их, во всяком случае на момент моего отправления, не было. И вот... что из этого следует? Для меня. Но и для тебя тоже.

- Понимаю, - произнес он, хотя на самом деле совершенно не мог взять в толк того, о чем она говорит.