Одна удачно разбилась о крышу «жигуленка», шедшего (теперь стоящего) вторым, и его сразу охватило разлившимся пламенем и черным дымом. Другие попадали почти бесполезно: две взорвались на земле, остальные вообще не разбились.

Из подожженной машины выбросились вооруженные люди: двое из них стали кататься по земле, сбивая пламя с одежды, двое других открыли огонь по кустам. Им дружно ответили ружейные залпы.

– Откат нормальный! - крикнул дед. - Снаряд! - И снова припал к прицелу, снова тронул маховичок - взрывом снаряда разметало дальнюю ель, ту, что перекрывала бандитам путь к отходу. Артиллерист!

– А ну пусти! - вдруг взвился над нами знакомый возмущенный голос. - Последний снаряд остался! Мазила!

Я обернулся: Яна, в сбившейся набекрень каске, вцепившись в дедов валенок, пыталась оттащить его от пушки. Дед брыкался свободной ногой, вопил:

– Уберите бабу! Снаряд!

Они ведь так пушку своротят.

Я схватил Яну в охапку и оторвал от деда вместе с валенком.

Ругаясь под нос, дед стал снова наводить пушку, поджимая босую ногу.

На дороге вовсю бушевало пламя, горящий бензин растекался по замерзшим колеям, поджигал неразбившиеся бутылки, добрался еще до одной машины, и у нее взорвался бак. Выскакивали из машин боевики, бросались в лес, в болота. Которые не замерзали даже в январе.

Машина Махноты, тыкаясь мордой туда-сюда, пыталась развернуться, нащупала проход в разметанной ели, вырвалась на свободу, стала набирать скорость.

Дед выстрелил. Снаряд разорвался почти под багажником.

– Во так вот! - сказал дед и вырвал у Яны из рук свой валенок.

Машину подбросило взрывом, будто она получила хороший пинок под зад. У нее разом распахнулось все, что могло, - все дверцы, капот, крышка багажника, сорвались с крыльев и покатились по дороге запасные колеса.

Из машины выпали водитель и, видимо, сам Махнота. К ним, со стороны шоссе, подлетела иномарка, подхватила и умчала.

– Ты почему здесь? - закричал я на Яну. - Пост оставила?

Она виновато вскочила и помчалась к сараю.

Я кинул взгляд на поле затихающего боя и побежал за ней. Но мог бы и не бегать, она управилась без меня. Правда, посмотреть стоило.

За сараем завершалась локальная битва. Толстяк корчился на земле, схватившись за ногу - достал-таки его Прохор картечью. Длинноволосый, навалившись на него, колотил его лицом о землю, пытался вырвать ружье.

Разгневанная Яна, потеряв каску, разметав по ветру свои прекрасные пепельные волосы, мчалась на них, размахивая дубинкой. Перехватила ее двумя руками и со словами: «Ах ты б…!» - обрушила на голову бандита. Хорошо - не на Прошкину.

Я бросил ей наручники, похвалил и вернулся на место основной схватки.

Дед Пидя и Саныч уже мирно выпивали, сидя рядышком на бруствере, свесив ноги, похожие на двух воробышков на заборе. С дороги подтягивались наши бойцы, ведя пленных. Подошел и Андрей.

Наши бравые воины бросали в кучу трофейное оружие и строились. Вот это так да!

Бандиты - закопченные, в болотной жиже, с побитыми в азарте и праведном гневе мордами - сбились в стаю, хоронились друг за друга.

– Потери есть? - спросил я.

– Есть, - ответил бородатый мужик с двустволкой образца 1700 года. - Васька Клюев в самом начале сбежал.

– А с их стороны?

– Один там лежит. У него наша граната в руке взорвалась. Мы ее бросили, а он, значит, подобрал.

– Ты им речь скажи, - шепнул мне Саныч. - Поздравь.

И я сказал:

– Молодцы, ребята! Победили врага. Стало быть, вот так с ними и надо воевать - беспощадно давить их всем миром. Пусть знают, кто на нашей земле хозяин!

Саныч подошел к пленным:

– Славная компания.