В следующую секунду телевизор заныл на одной ноте – яркой и синенькой. Было ясно, что вещание канала окончено, а на экране, видимо, красуется настроечная таблица. Разумеется, никакой таблицы я не видел. Не видел я и экрана, а вот все внутренности телевизора были видны до мельчайшего проводка в ярком ультрафиолете, который бил из массивной катушки. Я выключил звук, и наступила тишина с едва заметным шипением, которое бывает, когда работает компьютер или телевизор, – ультразвук, который не слышен уху. Но зато свет ультразвука был бесподобным! Я посмотрел на свои руки – пальцы выглядели четко, в них просматривались кости в самых мелких деталях. В это время мобильник пискнул – пришло сообщение. Я поднес его к телевизору – на мобильнике видна была каждая кнопочка и ярко просвечивала электроника внутри, но вот экранчик оставался пустым.
Я отложил мобильник и сел у телевизора, потому что мелькнула мысль осмотреть свой живот. Недоуменно покрутив туловищем, я быстро сообразил, что осмотреть живот своим животом никак не удастся. Зато, когда я лег на спину и поднял ноги, мне удалось осмотреть насквозь свои коленки, ноги и ступни. Неприятное, надо сказать, зрелище, еще хуже, чем руки. Особенно мне не понравилась полоска на кости левой лодыжки. Я сразу вспомнил, что в детстве ломал эту ногу, упав с лыж. Но мне казалось, что все давно должно было срастись. Ан нет, на тебе – полоска…
Пива хотелось нестерпимо. Я решил одеться и сходить к ларьку в соседнем дворе, кажется, он круглосуточный. Порывшись в карманах штанов, вытащил горсть бумажек. Даже в ультрафиолете телевизора мне не удалось различить их. Было впечатление, будто у меня в руках прозрачные куски полиэтилена. На ощупь практически одинаковые, причем мятые. Семь штук. По размеру – вроде бы одинаковые, не разберешь. А может, одна чуть поменьше, а вот эта – чуть подлиннее остальных. Я решил почему-то, что это сто долларов, хотя не помнил, длиннее они, чем рубли, или нет. Вроде бы рубли короткие. С другой стороны, поговорка «в погоне за длинным рублем» тоже, наверное, не на пустом месте возникла? А Леня с меня взял какие-то деньги в итоге или нет? Как мы попрощались, как я поднялся в квартиру и лег спать – этого я не помнил абсолютно.
Я продолжал задумчиво ощупывать длинную купюру, как вдруг она под моими пальцами распахнулась и оказалась листком бумаги – тем самым, на котором я вчера второпях записывал Колькины указания, что привезти, и расписание электричек. Ладно, решил я, в ларьке разберутся. Авось не обманут. А обманут – так много не украдут, все равно у меня не может быть больших денег в свете последних событий. Ремонт крыла на прошлой неделе, квартплата, эвакуация с проспекта… Господи, да где ж я возьму столько денег, чтобы оплатить ремонт этой красной суки? Настроение испортилось окончательно. Пиво казалось необходимым.
На улице было свежо и прохладно, только темно. Сверху давило черное бездонное небо, машин было совсем мало, и светили они плохо. Петь на все дворы я не решился, а просто тихо насвистывал себе под нос, чтобы не наткнуться на что-нибудь в темноте.
– Собаке своей свистеть будешь! Написано же для вас русским языком: «Стучите, открыто!»
– Извините, – смутился я. – Разбудил?
– Да! – с вызовом ответил киоск. – Разбудил! Я вас слушаю!
– Мне, пожалуйста, пивка холодненького бутылочку… Нет, две!
– Какого? – раздраженно спросил киоск.
– А какое есть?
– Все, что есть, – на витрине перед вами!!! – рявкнуло так, что я разглядел в киоске все, кроме, разве что, этикеток на бутылках.
Я кашлянул и сказал твердо:
– Извините, девушка, но я – слепой. |