Я бы тоже загордился, подумал я, если б за три дня обработал трех женщин.

– Настоящий фокус, – сказал я.

– Что? – спросила Энджи.

– В среду малыш показал настоящий фокус. Его статую можно выставлять в Зале Славы.

– Все мужчины – свиньи, – сказала Энджи.

– Что правда, то правда.

– И сотри эту улыбочку со своего лица.

Если Джейсон и был под наблюдением, то, скорее всего, со стороны одной из своих трех любовниц, оскорбленной красавицы, не желавшей быть просто охотничьим трофеем, – номера два. Но мы беспрерывно следили за ним на протяжении восьмидесяти часов и никакого наблюдения с чьей‑нибудь стороны, кроме нашего, не заметили. Кстати, Джейсон всегда был на виду. Почти весь день он проводил в учебном корпусе, устраивая обеденный секс‑перерыв в своей комнате в общежитии – по договоренности с соседом, «пыхальщиком» из Орегоны, который по вечерам в отсутствие Джейсона устраивал приемы с марихуаной. После занятий Джейсон до заката занимался на лужайке, обедал в кафетериях всегда в окружении одних женщин, затем всю ночь шатался по барам.

Женщины, с которыми он спал, по крайней мере те три, которых мы видели, похоже, относились друг к другу без ревности. Все они также принадлежали к одному типу. Носили модную одежду, в основном черного цвета, со сверхмодными разрезами в некоторых местах. И при этом – неизменно безвкусная бижутерия, хотя, судя по их машинам, а также сумкам, курткам и туфлям мягкой импортной кожи, они прекрасно это сознавали. Этакая небрежная роскошь, думаю, своего рода самоирония, постмодернистский плевок этому безнадежному миру. А может, и нет. Ни у одной не было постоянного приятеля.

Все они значились в списках Школы искусств и науки. Габриэль специализировалась по литературе. Лорен – по истории искусств, но большую часть своего времени проводила в обществе членов женской рок‑группы, где она была лидирующей гитаристкой. Их группа исповедовала тяжелый рок и панк, пожалуй, чересчур серьезно подражая Кортни Лав и Ким Дил. Что касается Джейд – маленькой, худой, самовлюбленной и болтливой, – она была художницей.

Ни одна из них не была любительницей водных процедур. Меня бы это покоробило, но, похоже, Джейсона мало волновало. Он, кстати, и сам не слишком часто мылся. Я никогда не был консервативным в своих эротических пристрастиях, но у меня есть два правила: насчет мытья и насчет клиторальных стимуляторов, и я неколебим в отношении и того, и другого. Полагаю, это создало мне репутацию «кайфолома», да еще патологического.

Что же до Джейсона, он главным образом расслаблялся. Судя по тому, что мы видели, он был настоящим «насосом». В среду он вылез из постели Джейд, и они вместе отправились в бар под названием «Харперз Ферри», где встретили Габриэль. Джейд осталась в баре, а Джейсон с Габриэль отправились в ее машину и трахались как бешеные, что мне, к несчастью, пришлось наблюдать. Когда они вернулись в бар, Габриэль и Джейд удалились в дамскую комнату, где, не обращая внимания на Энджи, стали весело обмениваться своими сексуальными впечатлениями.

– Говорят, толстый, как питон, – сказала Энджи.

– Такого размера просто не может…

– Убеждай себя, Патрик, – может, когда‑нибудь да поверишь.

Вскоре обе женщины со своим мальчиком‑игрушкой отправились в заведение «Медвежья берлога» на Сентрэл‑сквер, где Лорен со товарищи нестройно исполняли хиты «Хоул». После представления Джейсон поехал домой вместе с Лорен. Войдя в ее комнату, они выкурили по косячку и трахались, как кролики, под старые записи Пэтти Смит до самого рассвета.

* * *

На следующую ночь в баре на Норт‑Гарвард я столкнулся с Джейсоном при выходе из туалета лицом к лицу.