Изменить размер шрифта - +

Командир корабля! Кажется, именно в тот далекий день поразила меня музыка этих слов. Поразила на всю жизнь.

Командир корабля — это он днем и ночью в полете.

Командир корабля — это он ведет не знающие усталости машины по самым дальним, по самым порой немыслимым трассам.

Командир корабля — это он обжил сначала Северный, а потом и Южный полюсы Земли.

Командир корабля — это он летает нынче наперегонки с Солнцем…

Дать курс будущему авиатору — значит прежде всего рассказать о командире корабля.

И надо сказать сразу:

Командир корабля не кинозвезда, ему вовсе не обязательно обладать блестящей, из ряда вон выходящей внешностью, античной фигурой или феерической выразительностью глаз.

Командир корабля не оратор. И даже самый выдающийся из командиров может не отличаться особой бойкостью речи или бархатными переливами хорошо поставленного голоса и тем, что принято называть «уменьем держать в руках аудиторию».

Командир корабля сравнительно редко бывает на людях, поэтому пусть не введет никого в заблужденье внешняя скованность или даже застенчивость человека, совершившего, быть может, много выдающихся подвигов в воздухе. Земля и небо — разные стихии.

Итак, решено: прежде всего я расскажу о командире корабля.

 

1

Мы познакомились в главном московском аэропорту, во Внукове. Было жарко, солнечно, небо дрожало от нескончаемого моторного рева.

Сначала Василий Иванович Тонушкин привлек мое внимание внешностью: очень крупный, очень загорелый, очень спокойный. Улыбался он редко, как-то осторожно, своим, видимо, далеко запрятанным мыслям. Завязывать разговор не спешил. Но глаз не прятал.

«Если вы хотите о чем-нибудь спросить, пожалуйста. А у меня вопросов нет», — вот такое было у него выражение лица.

— Простите, вы летаете на ТУ-114? — спросил я.

— Теперь да, на ТУ-114.

«Теперь» было поставлено под ударение. И это показалось существенным. Теперь означало: «Я не сразу стал таким, каким вы меня видите».

— А вы не расскажете мне, как сделались командиром корабля?

— Могу, — сказал Василий Иванович, — только ничего особенного вы не услышите. Как все. Постепенно.

На этот раз под ударение было поставлено «постепенно»…

Прошло немало времени, прежде чем мы нашли «общий язык».

Странно и знаменательно — сближению помогла одна случайная фраза. Доведенный почти до отчаяния сдержанностью Василия Ивановича, его непременным желанием оставаться в тени, я сказал как-то:

— Послушайте, черт вас возьми, меня интересует не ваша биография, не ваши выдающиеся таланты и даже не ваш характер, я хочу, я должен рассказать ребятам, тем, кто придет нам на смену, как складываются, формируются, вырастают командиры кораблей. Это нужно?

 

— Нужно, — сказал Тонушкин.

— Вот вы мне и помогите. Без вас я не справлюсь.

Он долго молчал. Потом согласился:

— Хорошо. Попробую.

 

2

Иногда пишут примерно так: «Когда высоко в небе пронеслась удивительная стальная птица, сердце его сжалось в волнении… Он долго смотрел вслед исчезнувшему самолету и остро завидовал незнакомому летчику…» Ну, а дальше идет повествование о мальчишеской мечте, медленно обрастающей перьями. В книгах так случается. В жизни — нет.

В жизни все бывает куда сложнее.

Мальчишкой Василий Иванович Тонушкин попал на авиационный завод. Не по велению сердца, не по призыву беспокойной мечты, а потому что тогда была война и взрослые мужчины вынуждены были уходить на фронт, оставляя свою трудную работу подросткам.

Быстрый переход